И тут же покраснела, замолчала. Молчал и Дронов. Только смотрел на нее в упор сверху, видя одну только светлую девичью макушку. Потом взял ее за плечи, чуть отодвинув от себя, желая видеть ее лицо. Алька смутилась еще больше. Наклонила голову, пытаясь спрятать бесстыжий свой взгляд.
— Ты…
Дронов опять запнулся. Все слова куда-то подевались. И в горле что-то мешало. Продолжил хрипло:
— Я… В общем, ты… это… ты прости, не обижайся. Сам не знаю, как это…
Он откашлялся, и тут же продолжил, словно паузы и не было:
— Вышло. Вот. Я не думал, что ты такая маленькая. Мне показалось, ты… Черт! — ругнулся он.
Оторвал руки от Альки, как будто даже немножечко оттолкнув ее от себя. Отошел в другой конец комнаты.
— Сам не знаю. Черт попутал. Бес. Наверное…
Алька сжалась, как от удара. Она ему больше не нужна, он пришел только оправдаться…
— Уроки сделала? — вдруг спросил он излишне строгим голосом.
И Алька почему-то не возмутилась, только кивнула послушно.
— Врешь ведь, — ехидно заметил Дронов.
Алька не ответила. Конечно врет. Какие уроки в таком состоянии? Она вообще не слишком усердная ученица, а теперь… Когда все мысли — только о нем, когда невозможно сосредоточиться, потому что каждую секундочку только и прислушиваешься, а не позвонил ли кто в дверь? А не хлопнула ли дверь у соседей? И если хлопнула, то была ли это тетя Валя или Маринка, и еще есть надежда, или же это был он, и тогда надежды больше нет, по крайней мере, на сегодня?
— А ну-ка давай проверим. Неси дневник.
Кому другому Алька бы ответила так, что больше не посмел бы над нею подшучивать. У нее даже мать сроду уроки не проверяла, а тут пришел какой-то, дневник ему покажи… Но вместо того, чтобы рассердиться, Алька обрадовалась. Глупость, конечно, нелепица какая-то, ерунда. Разве Дронов нужен ей в качестве учителя? Но она с радостью ухватилась за эту глупость. И даже была уверена, что он-то эту глупость предложил тоже от безысходности! Может, и правда в прошлый раз случайно вышло, а теперь просто не знает, как себя с нею вести. Он ведь теперь думает, что она маленькая, что с нею можно только об уроках…
Послушно, как примерная ученица, принесла дневник, протянула Дронову, не смея почему-то взглянуть в глаза. Тот раскрыл его там, где лежала закладка. В графе оценок красовалась кривая двойка, на нижнем поле пестрело красным замечание.
— Так, — почему-то обрадовался Дронов. — Двойка по истории. Форму на физкультуру не носим. Отлично.
Альку от его радостного тона охватило возбуждение. Да, она оказалась права — он специально придумал с уроками, иначе говорить-то было не о чем, ему оставалось только развернуться и уйти. А так… Осмелилась поднять голову. Взглянула на него вопросительно, с неприкрытой надеждой.
— Я так понимаю, — продолжил Дронов, — Пороть тебя, видимо, некому. Не возражаешь, если эту почетную миссию я возьму на себя?
Алька едва заметно кивнула.
— Тогда будем исправлять двойку. Завтра к моему приходу чтоб все выучила, поняла? Буду проверять.
И Дронов развернулся на сто восемьдесят градусов и пошагал в прихожую. Алька нехотя поплелась за ним. Ее разочарованию не было предела. Завтра? Ну почему же завтра?! Зачем откладывать на завтра то, что обязательно нужно сделать сегодня, сейчас?!!
У самых дверей Дронов обернулся. Вновь взял Альку за плечи, долго-долго на нее смотрел, потом спросил:
— Почему ты такая маленькая? Зачем?..
И, как обычно, не попрощавшись, покинул гостеприимную квартиру.
О, как Алька ждала следующей встречи, как готовилась! И как проклинала капризное время, словно бы назло ей замедлившее свое течение просто до неприличия! Уроки тянулись выматывающе бесконечно. А потом ведь надо было еще идти на работу. Правда, все последние дни Алька ставила рекорды скорости доставки телеграмм, а потому была дома уже без четверти пять.
Кусок в глотку не лез. В животе что-то тихо шкворчало от голода, но есть в таком состоянии Алька не могла. Едва натянув на себя все ту же розовую майку (больше ведь ничего приличного, в чем можно было бы встретить Дронова, не было. Да и, как ни крути, а для 'этого' майка — самая подходящая одежда!), засела за уроки. Впрочем, уроки в этот день она решила ограничить историей. Все равно при всем желании на остальные ее просто не хватило бы. Алька ведь думать могла только о Дронове, о его предстоящем визите, который она воспринимала сугубо как романтическое свидание. И какие уж тут уроки?! Она историей-то занималась только для того, чтобы Дронов не подумал, что она совсем глупая. Хотя если честно, Алька действительно не понимала ровным счетом ничего, что было написано в учебнике. Какой-то бестолковый бессмысленный текст — разве можно из него вытянуть что-то важное, главное? Алька перечитывала его вновь и вновь, но смысл прочитанного категорически не желал раскрываться. И тогда она стала самым тупым образом заучивать текст, словно отрывок неудачной прозы.
Наконец раздался долгожданный звонок в дверь. Бедное Алькино сердечко едва не выскочило из груди от радости и предвкушения. Открыла двери, даже и не думая скрывать счастливую улыбку. Но Дронов, казалось, ее и не заметил. Прошел в комнату, сел на диван:
— Ну, что там у нас с историей?
Алька, по-прежнему не скрывая счастливых глаз, протянула ему дневник и учебник по истории. Дронов похлопал рядом с собой по дивану, словно бы приказывая Альке присесть рядом, при этом даже не посмотрел на нее — листал дневник, потом открывал учебник на заданной странице.
Как и было велено, Алька присела рядом с 'маэстро', поближе, потеснее, почти прижавшись. Выпалила на одном дыхании все, что удалось вызубрить. Ей так хотелось поскорее покончить с уроками и перейти к более приятному занятию, что выложила текст без запиночки, как завзятая отличница-зубрилка.
Дронов, прикрывая от нее раскрытый учебник, кажется, сверял услышанное с написанным. А может, только делал вид. По крайней мере, Алька была уверена, что он тоже хочет поскорее перейти к главному, ведь уроки — это так, ерунда, это всего лишь повод…
Однако стоило только Альке закончить ответ, как Дронов внимательно изучил расписание на послезавтра и распорядился:
— Завтра буду проверять литературу и биологию, готовься.
И, не добавив ни словечка какого-нибудь ласкового, ни взгляда влюбленного, оставил Альку в гордом одиночестве не солоно хлебавши. Та чуть не расплакалась от обиды. Как же так, ведь она так надеялась, она же так старалась! Это же несправедливо! Даже собак, и тех благодарят за проделанную работу кусочком колбаски или на худой конец сухариком. А Альке ведь даже сухарей не надо — только обними покрепче, только приласкай, прижми, награди за послушание…
Разочарованию Алькиному не было предела. Дронов приходил каждый день, не вычеркивая из графика посещений даже выходные. Пару раз в неделю приносил увесистые продуктовые пайки, иной раз усиленно пичкал Рябининых витаминами: таскал килограммами апельсины да дорогущие бананы. Строжайшим образом проверял уроки, предварительно усадив Альку рядом с собой так, чтобы чувствовать тепло ее тела, давал задание на завтра и исчезал за входной дверью, даже не одарив несчастную ласковым взглядом.
Алька извелась. Сначала каждый день ждала, что уж сегодня он точно не сдержится. После его ухода говорила себе: ладно, сегодня не случилось, но завтра… Завтра — обязательно, никуда-то он теперь от нее не денется! Но 'завтра' плавно перетекало в 'сегодня', Дронов вновь требовательно хлопал по дивану рядом с собой, выслушивал вызубренный материал — и был таков.
Напряжение росло. Вместе с ним росло разочарование. Она ошиблась. Она совсем не нужна ему, как женщина! Он видит в ней только ребенка, школьницу! Он на ней тренирует свои отцовские качества — ведь своих двое подрастает, надо выработать кое-какие навыки общения с детьми в подростковом возрасте!
Алькиному возмущению не было предела. Гад, сволочь! Однажды попробовала назло Дронову не выучить уроки. Просто сидела рядом с ним и молчала.