Вскоре после того, как Сибил поселилась в особняке, он наконец уговорил Уиллоу разрешить Бо приехать в Америку. Сначала она возражала, ибо через шесть месяцев после выздоровления сына опять стала прежней, но Крис не отступал. Мальчику исполнилось двенадцать, он уже не ребенок.
Бо явился в английской школьной форме, аккуратный и подтянутый. Уиллоу сделала все, чтобы лишить сына индивидуальности. Крис помнил себя в этом возрасте. Сорванец, гитароман, одержимый мечтой стать рок-звездой.
— Как дела, сын? — спросил он, чувствуя неловкость.
— Спасибо, сэр, — натянуто ответил Бо.
Сэр! На черта это? Три года назад они прекрасно провели время на юге Франции. Они плавали, ныряли с аквалангом и занимались тем, чем должны заниматься отец и сын. Потом Уиллоу настояла, и Бо отдали в строгую Морскую академию. Что с этим парнем случилось!
— Не называй меня сэр, — напряженно сказал Крис. — И вообще никого так не называй.
— Да, сэр… папа.
Визит прошел неудачно. Бо чувствовал себя не в своей тарелке, особенно с Сибил. Когда она появлялась, он замыкался в себе, и как ни пытался Крис, не мог пробить эту броню.
Когда мальчик уехал, он винил себя за то, что не сумел наладить отношения.
— Не волнуйся, — успокоила Сибил. — Когда мне было тринадцать, я даже не хотела разговаривать с родителями. Я считала их врагами, понимаешь?
— Да, они-то жили вместе. Я редко вижу Бо. Все из-за Уиллоу. От меня требуется только оплачивать его содержание.
— Бедненький! — девятнадцатилетняя Сибил прижалась к нему, и Крису стало легче. Девушка отлично умела успокаивать. Астрид тоже.
Две блондинки Криса… К счастью, они не встречались. Хотя знакомство может произойти в любое время.
Когда-нибудь ему придется выбирать.
Рафаэлла
1986
— Мама, ты отлично выглядишь! И дом такой нарядный. Как хорошо, что не убрали елку и украшения к Рождеству. Я все их помню с детства!
Анна Ле Серре улыбалась своей красавице дочери, которая вместе с Джон-Джоном, очень симпатичным девятилетним мальчиком, обегала дом.
— Стыдись, что не приехала к Рождеству, — укоряла она. — Почему ты не смогла?
— Ма, — спокойно объясняла Рафаэлла, — я уже сотню раз говорила, что мы работали. Я не могла отменить новогодний концерт.
— Да, дорогая, и все же…
— Сегодня четвертое января, — мягко прервала Рафаэлла. — И мы здесь. Прекрати допрос! Давай заново отпразднуем Рождество, — она потянулась к большой кожаной сумке, которую она привезла с собой. — Посмотрите, здесь подарки.
— Да, да, подарки, бабушка, — радовался Джон-Джон. — Откроем их?
— Ты думаешь, здесь найдется что-нибудь для тебя? — строго сказала Рафаэлла, поглаживая ершистую головку сына.
— Да ладно, мама, — ухмыльнулся он и вывернулся.
— Исчезни, малыш, мы откроем подарки позднее. Но сомневаюсь, что там есть что-нибудь для тебя.
— Хочешь посмотреть окрестность, Джон-Джон? — предложила Анна. — У нас есть лошади и собаки…
— Злые собаки? — с надеждой спросил он.
— Не очень злые, — ответила бабушка, но заметив разочарование на лице внука, обыденно добавила. — Конечно, они могут расправиться с вором. Загрызть его до смерти.
Рафаэлла рассмеялась:
— Мама, о чем ты говоришь?
— Мы разговариваем с мальчиком, дорогая.
Позвали одного из конюхов, и возбужденный Джон-Джон отправился осматривать достопримечательности.
Рафаэлла обняла мать.
— Как хорошо дома! — вздохнула она. — Я даже не ожидала.
— Конечно, — ответила Анна. — Я ждала твоего приезда пять лет. Ты хоть понимаешь, как долго мы не виделись?
— Да, и беру всю вину на себя.
— Дорогая, какое ты придумаешь оправдание?
— А ты? Ты ведь могла приехать к нам.
Анна опустила глаза:
— Я не хотела беспокоить тебя. Лучше было это сделать при личной встрече.
Рафаэлла запаниковала.
— В чем дело? — настаивала она. — Ты не заболела? Говори правду!
— Скажу. Вскоре после твоего отъезда с Сирусом случился инсульт. Ничего серьезного, но врачи не советовали ему совершать длительное путешествие.
— А почему Руперт не сказал мне? — добивалась ответа Рафаэлла.
— Когда они с Одиль вернулись, я взяла с них слово ничего не говорить, — спокойно ответила Анна.
— Боже, мама, но почему?
— Ему лучше. Ты сама увидишь, — заверила Анна.
На самом деле это оказалось не так. Отчим хромал, плохо говорил и постарел на двадцать лет.
Рафаэллу сначала охватило чувство вины, а затем злости. Ей должны были сообщить. Хотя Сирус не заменил ей Люсьена, он был заботливым отчимом, и она любила его.