– Прошу прощения! – постучавшись, генеральный прокурор не стал ждать разрешения и открыл скрипучую дверь, чтобы войти внутрь и положить стопку бумаг на подлокотник кресла. – Я долго выуживал компромат на этих ублюдков. И накопал много чего интересного. Хотите узнать сейчас или Вас оставить?
– Это уже не актуально, Хьюго, – спрятав экран планшета под чехол, Дуайт медленно обернулся и покачал головой. – Скажи мне, ты когда-нибудь был мной недоволен? Считал, что я поступаю неправильно?
– Вы обратились не по адресу. Я не могу считаться оплотом моральных устоев. Но мое мнение о себе Вы знаете. Вы заботились обо мне с самого детства. Помогли преодолеть мои страхи и дали работу, несмотря на отсутствие образования. И Вы навсегда избавили меня от отца-тирана. Но я потерян для общества как человек. – не испытывая особого разочарования по этому поводу, он облокотился на кресло и слегка отставил одну ногу назад. – Я пережил насилие. После такого не становишься прежним. Мой отец…
– Не хочу вспоминать об этом, – резко оборвал Мастерс, выпрямляясь и прищуриваясь. – Он был редкостной мразью, издевающейся над ребенком. Знал бы раньше – лично выстрелил бы ему в лицо. Но зато у него хватило наглости попросить меня стать твоим крестным отцом. Дабы отвести все подозрения. Он хорошо играл роль любящего отца.
– Он получил по заслугам. Остальное меня не касается. Но к чему такой сентиментализм? Вы не вспоминали об этой трагичной истории много лет. Мы так старательно скрывали правду от СМИ, подтасовывали факты и ликвидировали любое упоминание о нем, что вспоминать глупо. Почему сейчас?
– Возможно, ты прав. Сегодня у меня меланхолическое настроение. И ужасная головная боль. Я лягу пораньше, а ты возвращайся в офис и постарайся накопать побольше материала на нашего горячо любимого Джеймса. И пробей по нашим связям в посольствах подробный компромат на Кэйт Шантел. Хочу знать, как она стала официальным представителем Западного блока.
– Значит, мы все-таки будем сотрудничать с госпожой Маргулис? – приподняв бровь, Санденс не стал дожидаться ответов на риторический вопрос и ограничился ухмылкой. – Мне это нравится. Перспективнее, чем карьерист-шизофреник.
– Будь осторожен, Хьюго. Ты оскорбляешь всех карьеристов и шизофреников. А еще забываешь о том, что я – пироман, а ты был неоднократно растлен собственным отцом и его дружками. Так можем ли мы осуждать порывы Волкера? – прокурор хмыкнул, принимая воззрение за догму. – Послушай. Можешь мне кое-что пообещать? – перед тем, как отпустить Смотрящего, Мастерс не стал юлить и затягивать время, дабы подобрать правильные выражения. – Если со мной что-либо произойдет, ты не мог бы поддержать госпожу Маргулис?
Ничего не ответив, Смотрящий, повернувшись спиной, незримо кивнул и вышел прочь. Следует отдать ему должное: он прекрасно чувствовал настроение патрона, как заправский клерк. Иначе его не продержали бы так долго на жизненно-важной государственной должности. Оставшись в бренном одиночестве, Дуайт закрыл глаза в надежде снова увидеть лицо умершей жены. Что-то слишком часто он начал вспоминать о ней. Разозлившись на свою мечтательность, политик сразу же поднялся с места и подошел к сокрытому под плотной шторой окну. Он настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил промелькнувших в голубом небе черных точек, но услышал непривычно громкий для Города рев.
Администрация Волкера, улица Короля Асмодея. *
– И мы будем жить в мире. Ведь мы так долго его ждали. Правда? – похлопав ладонями по краю трибуны, Волкер насладился всплеском адреналина. Курсируя по организму, тот отравлял кровь и вынуждал нетерпеливо перебирать ногами. Скоро все начнется. Светопреставление. Мировой потоп. Судный день. – Безопасность страны – превыше всего. Угроза должна быть устранена. Не стоит заигрывать с людьми. Маунтан этого не понимал. Но, я как его законный преемник, знаю, чего хочет мой народ. Кроме правды, разумеется. Он хочет нового лидера. Сильного, смелого и способного. Который не сбежит от проблем. И не станет перекладывать ответственность за всех нас на кого-то другого, кого-то некомпетентного и совершенно не разбирающегося в принципах нашей демократии. – сидевшая в первом ряду Сандра Эмис, с трудом получившая аккредитацию на брифинг, взволнованно поддалась вперед. И ей не понравилось то, что она увидела: человек, а точнее – зверь в дорогом костюме с лихорадочно блестящими глазами и искусанными в кровь губами. Безумец, наплевавший на Конституцию. – Парламент распущен. Президент мертв. У нас никого нет. У вас никого нет. Кроме меня. Я готов. Я долго к этому шел, – последнюю фразу он прошептал одними губами, однако спохватился и оправил галстук. – На вопросы вам ответит мисс Кэйт Шантелл. Представительница Западных партнеров, выразивших надежду на перемену внешнеполитического курса Республики. Прошу! – галантно поклонившись, он спустился вниз, к расположенным позади стульям и, убрав слипшиеся пряди с лица, взял предложенную бутылку воды и отпил глоток. – Все ли готово, Джеймс?
– Они не подведут.
Все, что произнес эмиссар, прежде чем расплыться в фирменной улыбке. Он ждал этого момента так долго. Маунтан когда-то заявил, что лучше довериться Мастерсу, чем прихвостню элитарных западных групп. Опрометчивый поступок. Сцепив пальцы, Деранжер положил их на колени скрещенных ног и внимательно вгляделся в тревожные лица журналистов. Им скоро предстоит осветить еще одно событие – бомбардировки вражеских самолетов по всему Городу, украденных фанатиками и боевиками Востока с целью дискредитации мирных инициатив новых лидеров. Взрывы будут греметь долго, эхом отдаваясь в людских сердцах.
Комментарий к Хвост виляет собакой
* Король Асмодей – могущественный демон, он сидит на Адском Драконе и держит в руках копьё со знаменем. Он идёт впереди всех, потому что первым избран под власть Амаимона (Amaymon). Он даёт Кольцо Силы, он учит искусству арифметики, астрономии, геометрии и всем ремесленным искусствам. Он делает непобедимым. Он показывает место, где лежат сокровища, и охраняет их.
** Матфея 27:11.
*** Матфея 19:13. Также цитируются выдержки из Послания к Евреям 10:37.
**** Цитата из пьесы Шекспира “Ричард II”.
========== Однажды в Республике ==========
Воистину, я – царь зверей!
О, если бы средь подданых не только звери были,
Я счастливо царил бы над людьми.
Шекспир. “Ричард II.”
В этой стране ничего не менялось. Как и во многих других. Как и во всем мире. Зачем веровать в очередные популистские лозунги и пафосные декламации? Людям скармливали иллюзию, чей запах завлекал миллионы невинных, но вкус заставлял морщиться от ощущения горечи на языке. Силы покидали общество, утрачивающего здравый смысл и рациональное мышление. Впрочем, было ли оно вообще? Деструктивный элемент интеллекта подрывал каноны традиционных общин. Казнь маргиналов и отщепенцев стала излюбленным зрелищем неприхотливой публики. Надо же заглушать голос разума, взывающий к человечности или отголоскам истины. А как еще можно это сделать, если не прибегать к излюбленным методам кнута и пряника? Хотя современная цивилизация быстро озаботилась созданием новой концепции власти. Пытки, ложь, шантаж. Вот фундамент структур, подвергнувшихся новомодным веяниям. Взращивание красивых, но скучных химер. Подмена понятий, перестройка декораций без внесения правок в общий сюжет. Красота заблудшего мира.
Умирающего мира, скатывающегося на самое дно непроглядной бездны.
Думаете, Республика чем-либо отличается от остальных стран? Изменения обходят нас стороной и торопятся найти более гостеприимное прибежище среди демократов или либералов? Кому-то иногда кажется, что оплотом стабильности является коммунизм или его маскирующиеся адепты во всех парламентах. Однако ни один режим не мог похвастаться постоянством своих принципов и догматов. И вы действительно ждете от них светлого будущего? Все везде одинаково. Бедность и голод, страдания и истязания, самобичевания и разрушенные надежды, захоронения талантов и лепрозорий осмеянных Богом планов. Бесчисленное множество банальных вопросов о смысле жизни, повальный отказ воспринимать любые ответы, раннее разочарование в принципах, ярое неприятие общественных устоев и прочие радости короткого существования. А затем – небытие. Печальный финал с не менее отчаянными попытками его приукрасить. Вознести смерть едва ли не к подножию трону Господнего. Бесконечно вещать о ее незыблемости и несокрушимости.