Как обычно.
– Я, видимо, упустила какой-то момент своей жизни, когда стала спрашивать у Вас советов, – вскинув подбородок, Волкер ждал последующих действий собеседницы, но та лишь одарила его уничижительным взглядом, после чего устремилась к выходу. Люди также вышли поглядеть на салют и столпились на лестнице у театра, где проходил вечер.
Пора убираться из этого клоповника. Подальше от бала лицемерия, эстетики деградации и прочего аналога скомканного Версаля. К счастью, Вэнс оказался неподалеку: прижав несчастную жертву к античной колонне, зарвавшийся репортер явно намеревался взять интервью у отдельных частей ее тела. Фыркнув, Виктория нарушила идиллический экстаз соратника и буквально вырвала его из Рая.
– Хватит заниматься ерундой, подгони машину поближе, мы уезжаем, – едва не швырнув ключи на пол, девушка рванула в сторону. Каким образом одному единственному человеку удается довести ее до морального истощения, до болевого шока и умопомрачительного помешательства? Шатаясь на ступеньках, Маргулис не замечала ничего вокруг: ни криков обезумевшей толпы, ни звона стекла, ни оглушительного грома праздничных взрывов.
– Вуди, сделай одолжение – прогрей автомобиль, пока мы разговариваем, – подмигнув товарищу, Винсент отправился следом за подругой детства и обнаружил ее посреди лестницы. Опустившись на холодный мрамор, он достал любимые очки-авиаторы и спокойно завертел в пальцах. – Ты меня часто спрашиваешь, почему я до сих пор не женат, а сама прогоняешь потенциальных кандидаток. Могу ли я воспринять это как чувство ревности? – он всегда был клоуном, но чертовски умным и обаятельным. – Ладно, что там произошло? Ты обломала своему волку клыки или надежду на многообещающий вечер, плавно перетекающий в ночь?
– Боюсь, наоборот, – приподняв брови, Вэнс явно ждал подробных объяснений. – Потом расскажу. Нам нельзя здесь оставаться. – находясь в каком-то непонятном бреду, Перри схватила журналиста за локоть и внезапно потянула наверх, вынуждая встать. – Та передача… была ошибкой.
– Что ты несешь? Ты произвела фурор! Наконец-то эти ублюдки поняли, что в стране все еще есть оппозиция, способная критиковать власть и называть черное черным, а белое – белым.
– Замолчи! Не здесь, прошу тебя, – задрожав всем телом, вдова, обычно не подверженная панике и паранойе, принялась озираться по сторонам. Взволнованный Винсент понял, что ситуация куда серьезнее, чем казалась изначально, поэтому уже приготовился ретироваться подальше от народа.
Тем не менее, они не успели пройти и половины пути до припаркованной невдалеке машины. Резко возникший перед глазами Волкер схватил главу еще не созданной общины за руку, задерживая тем самым на месте. Виктория вздрогнула, но стоически пережила вторую волну страха. Наклонившись к уху недавней спутницы, Арман, в свою очередь, нашептал всего семь роковых слов: “Следи за добычей, а не за луной”. Она не заметила, как хватка ослабла, а сам монстр исчез, растворившись во тьме.
– Черт возьми, никогда больше не буду покупать часы от Армани, – отошедший на пару метров Вэнс неустанно колотил по прибору, чьи стрелки практически сошли с ума и завертелись с бешеной скоростью. Тем временем Вудро пытался вернуть к жизни поисковый маячок, отказавшийся работать на далеком расстоянии. – Ты долго будешь там копаться?! Мы хотим домой! – окончательно разозлившись, горе-творец перешел на крик, заглушаемый посторонними звуками.
Все произошло слишком быстро и неожиданно. Смысл той фразы дошел до нее не сразу. Было уже поздно. Мощный взрыв раздался мгновенно, сразу же после слабого писка машины. Ударная волна отбросила близстоящих гостей назад, включая приблизившегося Вэнса. В радиусе около сотни метров не осталось ничего живого. На секунду стало до омерзения тихо, пока душераздирающие вопли не прорвались сквозь повисший купол и не слились в унисон. Все смешалось. Все переплелось. Даже картина тех, кто противился до самого конца и закончил так же, как и разорванные трупы на земле. *******
Приподнявшись на локтях, оглушенный Винсент едва нашел в себе силы пошевелить конечностями. Он осторожно поднялся на ноги, не ощущая никакой боли. Во рту стоял металлический привкус, от коего хотелось избавиться прямо сейчас. Но он продолжал идти к съеженному автомобилю; в ушах стоял невыносимый звон, а по щеке текла кровь. Позднее он узнает, что один из осколков раздробил ему скуловую кость. Но это неважно. Он все еще шел, невзирая на подгибающиеся колени и угасающее сознание.
– Боже мой, Вуди… – Маргулис упала на колени, не в силах пошевелиться. Кто-то поддерживал ее сзади, но она не помнила того человека. Не помнила имени, лица и последующих событий. Все как в тумане.
Единственное точное воспоминание – разбитые очки-авиаторы, в чьих черных линзах отражались ярко-желтые языки пламени.
Республика, наши дни.
Она поднялась на третий этаж, предназначенный для постоянных и временных жильцов. Любой страждущий мог попросить о приюте, оплаченном за счет многократных взносов признательных членов. Конечно, они не оплачивали внутреннюю отделку, созданную не без чувства стиля. Легкий приглушенный свет едва освещал длинный узкий коридор с красно-коричневыми дверьми по обеим сторонам песочных стен, выложенных кирпичом. Мягкий ковер винно-зеленого оттенка, усеянный замысловатыми разводами, идеально дополнял общую картину.
Ощущение спокойствия не покидало всяк входящего сюда, потерявшего надежду со дня рождения в Республике. В этом и заключался изначальный замысел трех основателей – уход от реальности в иллюзию с красивыми картинками. Подальше от Зиккурата пролитых слез, Вавилонской башни мертвых идей, от которых чреда одних черных полос; Колизея нереализованных грез, клуба одиноких сердец. И получалось, хотя и ненадолго. Нельзя вечно бежать от настигающих истин, разве что под воздействием наркотиков их проще воспринимать.
Но это определенно неправильный подход. ********
Его апартаменты располагались сразу же за одним из кабинетов, предназначенных для общего сбора в экстренных ситуациях. Скоро этим помещением воспользуются по назначению, но пока его плотно затворенные двери лишь навевали тоску. Пройдя мимо многочисленных дизайнерских бонусов в виде застекленных рам с навсегда застывшими песочными часами, денежными купюрами, также скрытыми за стеклянным обрамлением, и редких картин с изображенными на них псами в разных позах – подарки с ироничным подтекстом от псевдо-преданных приспешников, – Виктория остановилась перед нужной комнатой. Номер двадцать пять.
Любимое число находившегося внутри постояльца.
Впрочем, такая паршивая сентиментальность была присуща человеку из прошлого, а не тому, что от него осталось. Не тем бренным останкам, заключающим мечущуюся душу страдальца в темнице, что денно и нощно покоились на измятых, пропахших потом простынях. Все верно, тот миловидный мальчишка с редкой невинностью в глазах погиб при взрыве; от него остался изуродованный кусок, одновременно вожделеющий к смерти и страшащийся ее.
Мертвый ангел, лишенный крыльев по воле глупого случая.
Он по-прежнему лежал там, в окружении специальных аппаратов и конструкций, помогающих жить – а точнее существовать. Он не спал. Несмотря на закрытые глаза и невозможность пошевелиться, Виктория все уже научилась оценивать общее состояние пациента. За столько-то лет. Именно поэтому Перри застыла на месте, наблюдая за оголенной грудной клеткой, медленно вздымающейся и так же плавно опускающейся. На вечно напряженном лице, терзаемом фантомными болями, ночными кошмарами и неизменными осложнениями, сегодня царило некое подобие безмятежности. Все из-за того, что Королева почтила его своим присутствием.
– Я уже не надеялся увидеть тебя вживую. Приходилось довольствоваться некачественными снимками на экране, – даже не шелохнувшись, произнес Вуди. С того момента, как почти все его части тела отказались функционировать, он стал очень восприимчивым к запахам, шумам и колебаниям; мог распознать любого посетителя по походке или незначительным жестам. – Последние события, к слову, меня встревожили. И никто не хотел со мной разговаривать по этому поводу.
– Извини, моя ошибка, – Маргулис улыбнулась краем губ, обходя тяжеловесную постель и становясь около широкой тумбочки, на которой стояли свежие цветы. – Но ты все равно окружен заботой, как я вижу.