Однако не все потеряно, мир еще не окончательно потонул в скверне. Незначительная группа лиц, скрывающаяся под черными зонтиками, безмолвно следила за процессией. В отличие от остальных, они все понимали: настал бесславный конец всех начинаний, а пленительные мечты можно захоронить прямо сейчас, вместе с невинной жертвой интриг и предательств. Ведь Райджел Флоррик олицетворял собой не только скрытую борьбу с абсолютной плутократией, хоть и прикрытую специфическими поступками в угоду власти, но и был готов самоотверженно биться за идеалы Своры, если бы пришло время принимать чью-то сторону. И дело не только в родственных связях, обязывающих и сковывающих, а в возвышенности души.
Поэтому его не любили и не подпускали к шатким механизмам правления – он мог их повредить или разрушить до основания. Но до сего дня никто не осмелился покуситься на жизнь неприкасаемого бунтовщика. Он оставался под защитой вышестоящих, не видевших никакого смысла в том, чтобы убирать ценного работника с небольшим недостатком в виде отсутствия фанатизма. Им было даже невыгодно избавляться от иллюзорного оппозиционера, идеально дополняющего общую статистику. Но что-то произошло. И никто не давал ответов на многочисленные вопросы. Все лишь отводили глаза в сторону и не могли внятно объяснить произошедшее: ни полиция, ни следствие, ни медиа.
Проклятая Ратуша, возвышающаяся над цепочками зданий в центре Городской площади, предпочла сохранить молчание и запереть двери от назойливых журналистов. На неделю страна будто бы погрузилась в загробную тишину. У них хватило духу лишь прислать немощного представителя с пышным венком и трясущимися от страха руками. Он явно вытянул соломинку не той длины, так как оказался козлом отпущения и, в качестве наказания, должен был пообщаться с прессой за воротами кладбища, когда церемония подойдет к концу. Впрочем, все закончилось на удивление быстро: старый священник прочел одну заунывную молитву, после чего роскошный ящик опустили в дыру подходящих размеров.
Флоррика хоронили в закрытом гробу, поскольку от его головы остался сплошной фарш из мяса и кусочков черепа. Соединить все это в один пазл было практически невозможно. Да и вряд ли кто-то позволил бы затянуть с обрядом погребения – лишний шум и качественные кадры из больницы в новостях мало кому были нужны. Но разрешение нарядить мертвеца в самый изящный пиджак не отозвали. Так они платили за верную двадцатилетнюю службу. Жаль, что она закончилась прежде времени, ведь несравненного Райджела прочили в губернаторы, а затем и в Премьер-министры.
Теперь это уже не имело никакого значения.
“Я могу умереть в любой момент”, – однажды, в порыве слепой ярости, предостерег он. И оказался прав. Виктория вспомнила об этих словах вечером, перед тем, как ей позвонили и сообщили. Неизвестно, было то предчувствие или же стандартные игрища судьбы, но они определенно подготовили женщину к пяти стадиям принятия. Вопреки всеобщему мнению, Перри не забилась в истерике на глазах у жалостливой публики, хотя ночью испытала непереносимые муки совести; не дала волю слезам, хотя от бессилия провалилась в забытье в самой отдаленной комнате, а просто взяла пальто и отправилась на место происшествия.
Увиденное потрясло и почти сдавило все внутренние органы, однако она выстояла. Подавив рвотный рефлекс, вдова осмотрела накрытый одеялом труп, потом вошла в квартиру и вынесла необходимые документы, не обделив вниманием скулившую собаку.
Тогда и произошел разлом. Тревожные звоночки впервые стали раздаваться, когда повелительница Эдема возложила ответственность за все приготовления к похоронам на сторонних лиц. Те, кто хорошо ее знали, не поверили в услышанное. Впоследствии несвойственная для Маргулис апатичность начала прогрессировать. Это насторожило участников клуба, но из-за собственной недальновидности они решили обвинить во всем скорбь, упустив такой ключевой фактор, как утомленность. Виктория не выдерживала ужасного давления со стороны союзников, противников и нейтральных ублюдков без тени сострадания.
“Когда-нибудь ты поплатишься за все ошибки, Викки. И меня не будет рядом в тот момент”. Вот и настал этот самый момент. Разве не иронично? Столько лет она сознательно отталкивала и умышленно раздражала дядю, а теперь осталась одна, с зияющей пустотой в сердце? А ведь он помог ей, потому что любил. Он заменил ей отца и вытащил из беспросветного мрака. А она даже не смогла сохранить ему жизнь.
Печальная истина, ввергнувшая обратно во тьму.
Ей подносили различные бумаги на подпись, которую вдова ставила не глядя, ей звонили люди с соболезнованиями и просто ради бессмысленных разговоров, но неизменно слышали в трубке либо односложные ответы, либо безмолвие. То же самое касалось приближенных, внезапно столкнувшихся с невозмутимым равнодушием ко всему.
“У тебя есть только я! Твоя семья!”. Точнее была. Она поклялась больше никогда не плакать на чьих-то похоронах и сдержала данное слово. На ее постаревшем на десять лет лице не дрогнул ни один мускул. Отсчитывая минуты до полного погребения, Виктория с нетерпением ждала возможности сбежать. Ей удалось это лишь после двух часов простоя на морозе. Изо рта постоянно валил белый пар, а легкая одежда не предохраняла от невыносимого холода. Хотя это меньшая из проблем. В последний раз простившись с деревянным коробом, в котором покоилось тело одного из самых близких людей в наполненной страданием жизни, женщина сразу же устремилась к припаркованной неподалеку машине. За ней, на почтительном расстоянии, шествовали смиренные царедворцы.
Отказавшись как-либо комментировать случившееся, Свора едва прорвалась сквозь толпу жадных до сенсаций репортеров. В конце концов им удалось добраться до транспортного средства и уехать подальше от медленно возгоравшегося очага. Уже ни у кого не осталось сомнений, что эта смерть положила начало чему-то более масштабному. Грядет нечто ужасное и лучше держаться от этого как можно дальше. Особенно сейчас, пока шумиха не уляжется, а в новостях не перестанут крутить один и тот же крышесносящий сюжет. Понадобится неделя, не меньше, а затем все снова станет на свои места.
Как же они ошибаются. Большой Брат, очнувшийся от глубокого безопасного сна, навострил уши. Республику очень давно не потрясали душевные поминальные речи, а служителей народа лишь мечтали прикончить, но все ограничивалось повседневными шуточными жалобами из-за поднятия налогов. С этого дня роковая игра перестала лишь угрожать возможными наказаниями – она уже начала применять их к нарушителям правил. И это не на шутку взбудоражило кулуарное общество. Ведь образ избранника народа оставался в зените славы до самого конца, неприкасаемый и неуязвимый. Если же начать убеждать плебеев в обратном, в том, что в жилах богов течет настоящая кровь, то хаос воцарится на земле за считанные секунды.
Первым, кто почувствовал колебания невидимой карающей длани, был Волкер. Ему поведали об убийстве через пару часов после самого происшествия, в результате чего мужчине едва удалось заглушить навязчивое желание бросить все и поехать туда. Еще не время. Она сама должна попросить, в противном случае его действия будут расценены как слабость. Прежде гордая и непоколебимая Королева рано или поздно сломается и сама явится на поклон. Ведь он прекрасно видел, в каком состоянии она была на похоронах – живой мертвец, едва способный передвигаться без посторонней помощи. Жалкое зрелище, но от чего-то вызывающее сочувствие, а не вполне справедливое отвращение или наслаждение победой.
Но он совершил ошибку. Отчаянная нехватка адреналина заставила искать новый способ внести разнообразие в приевшиеся отношения. Следствием стало полное безразличие загнанной жертвы. Фактически, он уничтожил то, что так долго создавал и пестовал. Теперь, вместо скуки и тоскливых конфликтов, не будет ничего. Останутся сплошные развалины былого веселья и величия. Волкер поздно осознал, что слишком рано съел вражеского ферзя, оставив царство без защиты. Но мужчина даже не подозревал о фатальных последствиях своей грязной игры. А они негативно сказались на всем клубе, который Виктория покинула ровно через несколько дней после трагедии.