Проклятый ретроград против воли.
Если он когда-нибудь решится выйти на поверхность, где на него объявлена охота, а за голову уже назначили и пару раз повысили награду, то будет неизбежно убит. Его подставили, фактически уничтожили. Не существует никакого Себастьяна Гудвина, наследника целой разрушенной империи и хранителя аристократической голубой крови, ставшего простым смертным. Есть новая версия, улучшенная и менее уязвимая. Неуверенность в себе, в завтрашнем дне, в нынешнем мире – все это испарилось под влиянием экзистенциализма сквозь сигаретный дым. Он внезапно осознал, что красивый мир существовал и все это время был рядом. Его не смущали собственные собутыльники, которых уже нельзя было назвать людьми, и он не обращал внимания на тот факт, что оказался в окружении не псов, а обычных зомби. Потенциальными клиентами вытрезвителей и реабилитационных центров.
Нет, сеть сансары исказила действительность. *
Эстетика деградации возобладала. Ведь это по-прежнему нечто прекрасное. Утопая в дурманящем водопаде наркотиков и хмеле, валютчик постепенно зарывался в подземелье перцепции, где он бы мог стать кем угодно. Нероном или Эпикуром, властелином вселенной или же держателем людских судеб. Ощущение этой безграничной власти, ирреальной по сути своей, но такой желанной, делало его таким же внутренним мертвяком, как и остальных. Собратья по несчастью трансформировались в могильщиков, хоронящих очередной талант под грудой фейковых возможностей. Им так отчаянно хотелось загубить невинную душу, подточить ее фундамент и разорвать на части, что их трусливая натура гиен периодически скалилась из-под маски. Но Гудвин не замечал этого – звук рулетки очень сильно отвлекал.
Проигрывая колоссальные суммы, выигрывая жалкие гроши и потроша свои резервы, он обратился в худшую версию себя. Такую когда-то упрятали за решетку и вынудили давать показания в пользу несправедливого обвинения. Этим все и закончилось. Но тогда, сидя в четырех решетчатых стенах вместе с отбросами общества, к нему пришло самосознание. Какая-то рациональная часть очнулась от долгого летаргического сна и стала сотрудничать с чувством вины. Омерзительные времена. И он поклялся, что не дойдет до подобного состояния еще раз. Конечно же, клятва нарушена. Неужели можно ждать честности от простого разбойника? Даже по отношению к себе . Какая нелепость. Обмануть себя, а заодно и других – вот основной приоритет.
Выживание наравне с личным комфортом.
В этом вся незыблемая суть. Увы, мало кто понимал эту догму и следовал ей. Всем бы жилось проще – никакой борьбы за власть, в ней просто отпала бы надобность; никакого насилия, ни масштабного, ни локального – какой смысл убивать тех, кто располагает такими же привилегиями; никакой досады за упущенное время – оно больше не будет иметь значения. Это станет точкой невозврата, религией утомленного человечества. И это хорошо, это правильно. Политики наконец-то замолчат, компании и корпорации будут уничтожены. Благодатный огонь очистит землю. И те, кто вещал о мире без старых правил и законов – окажутся правы. Давняя мечта осуществится и вселенная будет спасена. Разве не чудесная идея?
– Но у этой теории есть большой недостаток, – парировал сидящий напротив собеседник, куривший трубку и внимательно вслушивающийся в речь полупьяного соратника. – Она обречена на провал. Ведь люди – социальные животные. В скором времени они начнут бороться за удовольствия, ибо те станут новой валютой. Это в нашей природе. Отнять у другого то, чего нет у тебя самого или то, чего не хватает тебе самому.
– Как скучно и банально, – лениво протянул Гудвин, умышленно растягивая слова. Он приобрел эту дурную привычку из-за местных оргий, после которых временами не хотелось разговаривать. – Нам суждено погибнуть. Печально.
– Особенно для Вас, если в Эдеме все-таки сменится власть. Ибо Салливан упрочил позиции при поддержке достопочтенного Илая. Более мощные кандидаты на роль вожака не рискнут вступать в открытое противостояние, и все останется как прежде. А Вас сюда, если не ошибаюсь, ввела сама Королева. Боюсь представить, с какой радостью Маркус будет рад избавиться от такого как Вы.
– Что я ему сделал? – почти обиженно поинтересовался Себастьян, внешне сохраняя равнодушие и характерную для себя вызывающую полуулыбку. На самом деле его передернуло и вернуло с небес на землю. Положение стало более шатким – блажь заканчивается. – Меня даже за игрока не стоит считать. Я же не претендую на лавры работника месяца или покровительство высших эшелонов.
– Разумеется-разумеется, но Вы являетесь символом. Вас ввели сюда по личному приказу Виктории, и никто не посмел возразить, хотя членство здесь строго ограниченное. Вы хотя бы осознаете, люди каких масштабов жаждали быть на Вашем месте? Сам Президент был бы не против получить ключ-карту и внести это в список своих достижений. А Вам членство преподнесли на блюде. Безусловно, это будет раздражать Салливана и постоянно напоминать о том, что окончательное решение осталось за Ее Величеством. Тут тонкая политическая игра, ничего личного.
– Абсурдная чушь, а не игра. Если хотя бы половина из того, что ты сказал – правда, то Виктория все это время доверяла не тем людям. И не очень вовремя покинула свой пост.
– Говорят, в бывшем кабинете Маргулис сейчас проходит собрание “высших”, где активно ведется обсуждение нового порядка. Смена власти, друг мой, – развалившись в кожаном кресле, уставший от жизни бражник продолжал раскуривать трубку. Несмотря на сравнительно немолодой возраст, он предпочитал сбривать волосы под корень – лишь скромный покров в области затылка намекал на некогда прекрасную шевелюру. – Я не сторонник таких коренных перемен, но свобода, равенство, братство – не пустой звук для нашей общины. С гегемонией Волкера над нами это потеряло смысл.
– Она же его любовница, – пожав плечами, Гудвин демонстративно скривился. Его уже тошнило от этого проклятого имени, которое обожествляли и нивелировали одновременно.
– Неправильный вывод. Это он – ее любовник.
– Значения не имеет, ибо результат один. Но меня всегда занимал один вопрос: Вы, господин Курц, также получили право находиться здесь благодаря Вашей работодательнице, не так ли? – опрятный джентльмен в выглаженном костюме и деревянной трубкой в зубах слегка наклонил голову вперед. Многочисленные пороки и злоупотребление всеми видами веществ никак не отразились на весьма приятном лице с аккуратной бородкой, за которой явно ухаживают. – Но, тем не менее, Вы искренне радуетесь тому факту, что прежняя власть исчезнет.
И где же Ваша хваленая собачья преданность?
– Я просто часть коллекции, не более того. Одно составляющее целой мозаики. Как и Вы. Как и все здесь сидящие. Думаете, Вы потенциально чем-то отличаетесь от меня или бармена за стойкой? К сожалению, все мы – частички единого целого, обычные элементы конструкции. От нас не требуют головокружительной верности или полной отдачи, нет. Концепция данного заведения несложная: быть одним из стабильных элементов, не нарушать целостную картину, иначе все нарушится. Вы же не хотите этого? Никто не хочет. Поэтому будьте спокойными и оставайтесь на своем месте. Уверяю, Вам никто не мешает поддерживать амлуа индивидуалиста или маргинала, но в умеренных дозах. Знайте меру, помните, что все переплетено и что весь мир принадлежит Вам.
– И из-за этого так много шума в прессе? Вы же производите фуроры и не сходите с первых полос. Инсургенты и отступники. А на самом деле… часть коллекции?
– Жаль разочаровывать Вас, но разве не за этим Вы явились ко мне? За детальным пониманием. Все к этому стремятся. В конце концов, все элементы равны.
– Несомненно, но некоторые элементы более равны, чем другие, – с этими словами пошатывающийся Себастьян повернулся всем телом к дальнему столику, за который сел печально известный Данбар. Нынешний командор, держащий в страхе все население Эдема. **
Илай редко появлялся на публике, предпочитая влачить существование в подвалах и на чердаках с крысами по соседству. Однако на сей раз он решил выбраться из бункера и проведать чернь. Или же он явился поддержать своего нового протеже и хозяина по совместительству. Вариантов масса. Только с ним пришел другой человек, Гудвину незнакомый. Он представлял собой занимательное зрелище из-за довольно странного внешнего вида: длинные черные волосы, спутанные и явно слипшиеся, почти полностью закрывали мужское лицо, не позволяя разглядеть сами черты.