– Значит, ты все больше запутываешься в паутине интриг достопочтенного Советника. Презабавно. Скажи, об этом напишет твой ручной зверек?
– Если я разрешу, – протянув руку в направлении курившего брата, Маргулис ждала согласия. И она его получила: ладонь, скрытая под слоем кожаной перчатки, сжала тонкие женские пальцы. – И еще одна маленькая просьба: побрейся и постригись. Приведи себя в порядок.
– Слишком много просьб для одного дня.
– Вот поэтому я любила тебя больше, чем любого другого члена семьи. Ты никогда не отличался честолюбием, но исполнял все поручения с завидным рвением и скрупулёзностью. Но я все же не хочу портить имидж своего заведения твоим пещерным видом. Позднее тебе принесут костюмы и снимут мерки.
– Костюмы, в которые меня наряжал отец, чтобы позабавить своих аристократичных дружков?
– Костюмы, которые делали из тебя весьма привлекательного мужчину, – раздавшийся телефонный звонок вынудил Перри зайти обратно в помещение. – И ты не брезговал этим пользоваться в своих кругах.
Звонок консьержа оповестил Королеву о желании верноподданных получить аудиенцию. В списке особо важных просителей была указана Мелисса, в последнее время ставшая неразговорчивой из-за недавнего происшествия. Она считала себя главной виновницей государственного переворота, так как не остановила мнимых единомышленников. Впрочем, ее это не особо волновало до тех пор, пока она не оказалась в самом кабинете. Все здесь напоминало о непростительном Иудином грехе: обои спокойного темно-зеленого оттенка, огромное чучело ворона, застывшего в странной позе и раскрывшего клюв, кожаное кресло-трон, на котором восседал заместитель-изменник и, конечно, портрет Майкла, грозно смотрящего на каждого вошедшего, кто давно простился с надеждой.
– Оставь нас, Том, – любезно попросила Виктория, соблюдая правила вежливости. Тем не менее, в ее голосе отчетливо слышались привычные металлические нотки. Ридус, привыкший к подобному обращению, кивнул и направился к выходу. – Какие-то проблемы?
– Никаких. Хотела сообщить о том, что уезжаю. Лучше сделать это лично, чем оставлять письмо на столе.
– Куда на этот раз подашься? Канада? США? Или Европа? – Кокс пожала плечами. Ей все равно. Для нее сбегать от проблем – в порядке вещей. – Что же, желаю удачи.
– Не воспринимай это как свое личное поражение. Ты всегда знала, что я не задержусь тут надолго. Эта страна бесперспективна, она тянет вас всех на дно. Лучше избежать такой участи.
– И все же ты забываешь о том, что именно эта страна дала тебе возможности. Без нее ты бы была никем.
– Поверь мне, иногда это даже лучше, чем сидеть в четырех стенах и постоянно воевать со своей тенью, – справедливое замечание, сказанное без единого намека на агрессию. Банальная усталость женщины, привыкшей бороться. – В любом случае, я не буду доставлять тебе неприятности и уеду через полчаса.
Протянув руку, Мелисса не рассчитывала на взаимность, но узы дружбы не были пустым звуком для Маргулис. Особенно с учетом того, через что им обеим пришлось пройти. Можно простить все, но цена иногда бывает высокой. В конечном итоге Перри достала из личного шкафчика остатки виски и разлила по бокалам. На прощание. Подругам хватило мизерной дозы, чтобы повеселеть и забыть о прошлых разногласиях. По крайней мере одной из них. Когда производишь и экспортируешь одни из лучших сигарет ближнего зарубежья, опьянеть от двойной порции не так уж и сложно.
– И кто же этот таинственный мистер Гудвин? – поинтересовалась Кокс, раскуривая сигарету. – Весь клан перешептывается о том, что ты завела себе новую игрушку. Волкеру следует беспокоиться?
– Боюсь, тебе уже хватит. Я попросила вызвать такси и отвезти тебя к аэропорту. Билеты у тебя есть, как и свобода действий.
Мелисса не настаивала – ее положение стало чересчур шатким для дружеских приватных бесед. С нескрываемым сожалением она была вынуждена покинуть кабинет и клуб. Последний раз проведя ключом-картой на ресепшене, женщина не стала задерживаться. Это место не вызвало ностальгию, которая заставляла умиляться каждой несущественной детали или предаваться воспоминаниям об ушедших годах. Нет. Эдем олицетворял собой Ад на земле, окруженный такими же мертвяками. Их не смущала моральная сторона вопроса, а это шло вразрез с устоями самой Кокс.
Поэтому их дороги с подругой детства разошлись.
– Ты не устаешь от этого возвышенного пафоса? – приглушенный голос с отчетливым акцентом стал действовать на нервы. Сдержав несвойственный для себя порыв враждебности, Виктория недобро взглянула на брата. – На мой взгляд, твои проявления человечности мешают самому процессу. Как ты собираешься вести переговоры с Магистром, если играешь в доброту и всепрощение?
– Предлагаешь выставить их рядочком у стены и расстрелять из пулеметов? – Томас скривился – он не был сторонником насилия, хотя прошел военную и медицинскую подготовки. Республика когда-то была фанатично влюблена в локальные и региональные конфликты. – С каких пор ты стал таким кровожадным?
– Дело не в репрессиях, а в вотуме недоверия. Как ты собираешься противостоять Волкеру, если даже не можешь контролировать внутренние дела Своры? – облокотившись спиной на дверной косяк, он снова закурил. Любимое занятие. Хобби.
– Ты просто стоял там и подслушивал? Не изменяешь привычкам детства? – мотнув головой, Ридус не удосужился убрать темные волосы с лица.
– Тебе звонили из администрации и попросили напомнить о встрече. Я же явился для передачи этой важной информации и стал невольным свидетелем вашей трогательной сцены. Откуда этот сентиментализм?
– Если бы я избавлялась от каждого, кто не оправдывал моих ожиданий, то здесь остался бы только ты.
– Боюсь, за свою излишне долговечную жизнь я оправдал лишь твои ожидания, – потушив сигарету о бокал с недопитым виски, Томас провел ладонью по подбородку с отросшей щетиной. – Полагаю, с тобой никого посылать нельзя? – получив отрицательный ответ, заместитель вздохнул и сцепил руки за спиной. – Хорошо. Я тут все проконтролирую.
– Не сомневаюсь, – на экране телефона высветились пропущенные звонки от Армана. Переживал. Или надеялся на фатальный исход. Но об этом уже можно не беспокоиться: Томас станет для него опасным соперником. – Передай Маркусу, что я вернусь не скоро. По любым вопросам он должен будет обратиться к тебе.
– Он несказанно обрадуется.
– Плевать. Я хочу заручиться хотя бы временными гарантиями на перемирие. Мы похоронили около пяти человек. Еще больше считаются пропавшими без вести. Но ты знаешь об этом не хуже, чем я.
– Все началось с улицы Барбатоса, на которой мне не посчастливилось оказаться, – осторожно стянув одну из перчаток, Ридус продемонстрировал перебинтованную ладонь. – Увидел бы меня отец, ни за что не поверил бы. – слегка оттянув бинт, мужчина скривился, после чего снова надел перчатку. – Езжай.
Остановившись на половине пути, Виктория еще раз посмотрела на брата. Почему-то в его чертах, пусть и искаженных многочисленными пороками, отчетливо проскальзывала схожесть с покойным Флорриком. Возможно, их неслучайно связала судьба больше двадцати пяти лет назад. Не каждый день на пороге ее клуба возникал достойный преемник, в чьих жилах текла кровь истинных борцов. Их предназначение – сражаться и выживать. Невольно задумавшись о печальной истории своей же семьи, вдова не заметила, как оказалась на улице, где ее уже ждал автомобиль. На этот раз встреча пройдет на нейтральной территории – в самом Парламенте, в личном кабинете. Как заботливо.
Конечно, ее ожидали. Встретили с распростертыми объятиями, едва не постелив красную ковровую дорожку. Огромные коричневые двери на раздражающем белом фоне распахнулись моментально, впуская внутрь застоявшийся аромат лжи и ту, что отчаянно ей противостоит. Пока безуспешно, если попала в змеиное гнездо. Избавившись от серого пальто, контрастирующего на фоне подавляющих молочных оттенков, вдова не сразу обратила внимание на своего верного проводника в Ад. От него исходила весьма странная энергетика, буквально кричащая о презрении и принятии одновременно. Облачившись в темное пальто, Волкер стоял в отдалении, будто умышленно отделяя себя от других. Прислонившись спиной к стене, мужчина поддерживал равновесие при помощи одной ноги и курил. Весь его вид, вся поза и выражение лица красноречиво подчеркивали нерушимую отрешенность. Так же как и непроницаемый взгляд серых глаз.