Выбрать главу

– Виктория? – вторые сутки подряд его коматозило от нехватки наркотиков. Истекая потом, он мучился, стонал и отбивался от навязчивых видений. – Нет-нет-нет-нет!

Срываясь на яростные вопли, Марк вскакивал и тут же беспомощно валился на бетонный пол. Силы покинули его. Тем не менее, изредка он поднимался и наматывал хаотичные круги по сплошь укутанному бетоном помещению. В ушах звучала Десятая симфония Людвига ван Бетховена. Или такой не существует? Схватившись за голову, юрист почувствовал адское головокружение. Все завертелось, приобрело странное очертание и пропало из виду. Рухнув на колени, он закричал. Так, как не кричал никогда. Затем пришла тьма. Заволокла все вокруг, поглотив приговоренного к смерти. Он не знал, сколько проспал. Не знал даже, спал ли вообще. Просто очнулся и выблевал позавчерашний ужин. Виктория больше не появлялась. Ее либо убили, либо она сбежала из страны, бросив соратника.

– Ты остался один, Марк. Как и в детстве, – одновременно знакомый и искаженный голос донесся откуда-то сверху. Он принадлежал родному брату, погибшему на войне больше восьми лет назад. – Очень жаль.

– Ты? Тебя… тебя не существует. Это невозможно…

– До сих пор не веришь в чудеса, Марк? Ну перестань – мы же вместе читали сказку про монстра. Ты помнишь? Ты обязан помнить! Ведь все переплетено.

– Все это ложь! – зарычав, Салливан сжал кулак и стукнул им по тумбочке. – Ты мертв!

– Как и ты, Маркус, – другой голос, менее звонкий, окончательно разорвал все нити, связывающие две реальности. Лик отца, каким он запомнился в день смерти, возник из пустоты. – Посмотри на себя. Кем ты стал?

– Это все нереально… это все вымысел, – сдавив виски до побелевших костяшек, побледневший наркоман отшатнулся от протянутой к нему руки. – Вас здесь нет! – завопив, адвокат отполз в самый дальний угол и, обхватив себя руками, затрясся от страха. – Вас нет…

Его обнаружили на полу, содрогающимся от каждого шороха и шепчущего бессвязный набор слов. Чужое прикосновение вывело смертника из забвения, принудив вздрогнуть и поднять воспаленные глаза. Образ постороннего расплывался, упорно отказываясь приобретать человеческую форму. За четверо суток, проведенных в замкнутом пространстве, без воды и еды, Салливан заметно похудел и осунулся. Он стал похож на призрака. С самого начала Волкер не признал в нем главную проблему Республики, выведшую из строя несколько важных механизмов в правлении. Таких людей уж точно не фотографировали для пропагандистских плакатов и не нарекали разрушителем оков.

Его даже человеком назвать трудно.

– Не двигайся, – ледяной тон приковал лежащего к полу. Слабая искорка зажглась в безжизненном взгляде. – Насколько же ты жалок. – подавив омерзение, Арман схватил преступника за подбородок и, вынудив раскрыть рот, насильно впихнул в него таблетку. Особо не церемонясь, Регент заставил его проглотить наркотик путем сжатия челюсти. – Чего не сделаешь ради любви? – стряхивая руки от грязи и пыли, покрывшей бессменную одежду больного, политик с большим трудом сдерживал все рвотные позывы. Запах испражнений, пота и немытого тела беспощадно терзал все органы чувств. – Через пару часов придешь в себя. Тогда я направлю к тебе врачей.

– Я умер? А ты – ангел?

– Около тебя лежит пакет – в нем все необходимое на тот случай, если положение усложнится, – не желая отвечать на абсурдный бред конченного наркомана, Волкер продолжил говорить: – Также в нем лежат твои документы и бумага о помиловании. Скажи спасибо Виктории.

– Что с ней произошло? – при этом имени мозг Салливана почти вышел за пределы, дробя череп. – Где она?

– Ее постигла та же участь, что и тебя. Смертный приговор должны были исполнить сегодня, но я им не позволил. Вы не представляете, каких усилий мне стоило вытащить всю вашу свору из этого Ада, – взглянув на законника, мужчина усмехнулся. В его голубых глазах плясали задорные огоньки. Он все же доказал ей свою полезность. – Честно говоря, я не собирался помогать тебе, но дал слово. А оно многого стоит. – впрочем, тон спасителя несколько смягчился – он начал испытывать сочувствие по отношению к одинокому, забитому и забытому противнику. – Я купил лекарства. Уже в больнице тебе помогут восстановиться. Потом ты с ней увидишься.

– Спасибо тебе, – прошептал Салливан, медленно подползая к спасительному пакету с препаратами и медикаментами. – Ты спас меня от них.

Заинтересованно приподняв бровь, Регент фыркнул, а затем круто развернулся и пошел к выходу. Как ни странно, он не смог выбросить произошедшее из головы, как бы не пытался. Ему точно нет и не должно быть дела до поганого адвокатишки-наркомана. Но вид того буквально кричал о страхе. Настоящем, первобытном и неподдельном. Вернувшись обратно в офис, Мануэль позвонил врачам чуть раньше, чем планировал изначально. Пусть избавят больного от страданий.

Все закончилось – это главное.

Республика, наши дни.

– Последние дни ты выглядишь отстраненным, – поразительно нежный голос Виктории вернул его к реальности, в которой они не находятся на грани жизни и смерти, не боятся полицейских патрулей и барабанящих об стекло капель. Дождь не может идти вечно. – Ты снова повышаешь дозы?

– Мне пришлось… ты уехала и оставила Эдем на меня, – сжав металлические перила, Марк с трудом подбирал необходимые слова. Очередной приступ. – Я не справлялся. Постоянно приходили какие-то люди, требовали от меня решения проблем, которые я не создавал. Каждый день доставляли все больше и больше донесений об убитых. Я просто не выдерживал…

– Посмотри на меня, Маркус, и успокойся, – она взяла его лицо в ладони, принуждая к повиновению и вниманию. Между ними давно стерты все границы, ведь они не коллеги и не союзники, нет. Они – друзья. – Я знаю, как трудно тебе пришлось. И мне очень жаль, что я бросила тебя. Снова.

Ложь. Ты спасла мне жизнь. Находясь вдали, за решеткой, в ожидании смерти, она не переставала корить себя за трусость. Ей нужно было бороться до самого конца и помочь товарищу.

– Ты была с ним? – задумавшись, вдова медленно кивнула, при этом убирая руки от юриста. – Он причинил тебе боль?

– Не совсем. Мы решили все недоразумения, возникшие между нами, и вышли на новый уровень отношений, – не до конца понимая, что подразумевалось под этим новым уровнем, Виктория едва заметно усмехнулась. – По крайней мере, он нас не побеспокоит в ближайшее время. Без него я бы не смогла встретиться с Президентом и обсудить план дальнейших действий.

– Как все прошло?

– Натянуто. Скажем так, я услышала то, чего не хотела, но это скорее были размышления вслух. Нас он почему-то все еще принимает с распростертыми объятиями и благоволит каждому моему слову. Более того, он пригласил меня на открытие ипподрома и тактично предложил взять с собой друзей.

– Ловушка? Хочет перебить всех нас после скандала с оружием?

– Он ни разу о нем не упомянул, – невольно задумавшись, Перри достала сигарету и сжала между пальцами. – Здесь ведется серьезная игра. Мы же в ней выступаем своеобразным катализатором, однако некоторые вещи Маунтант все же контролировать не в состоянии. Именно он сообщил мне о смерти кандидата.

– Я думал, тебе успели сказать об этом, – Консультант вздрогнул при одной мысли о соратнике, что пустил себе пулю в лоб. – Скоро нам доставят копии его предсмертных записок. Среди них есть обращение к тебе. – поймав на себе прищуренный взгляд, Маркус прокашлялся. – Расследование еще ведется. Но самоубийство – единственная версия.

– Довести до самоубийства – не проблема. Особенно для профессионалов своего дела. Я не помню, чтобы он связывался с кем-то подозрительным. Всегда держался в стороне от всего этого. Мне даже казалось, что Свора нужна ему лишь для финансирования. Он редко здесь появлялся, не принимал участия в жизни организации и не проявлял особого желания. Честно, я даже не помню, как он сюда попал.

– Он был замкнутым человеком. Мало с кем общался и, возможно, вовсе этого не хотел. Теперь мы не узнаем, – подытожил юрист, пытаясь прокрутить в памяти все совместные моменты с одним из вестников. К своему удивлению он обнаружил, что их, в сущности, мало что связывало. Остальные члены Своры крутились возле асов, старались произвести впечатление или принести пользу. Но не погибший. – Вуди был единственным, кто хорошо его знал или думал, что знает.