Надо же, какая похвальная самостоятельность… Не иначе малышка привыкла заботиться о себе сама. Отлично, одной проблемой меньше – не надо кашу варить. Я, конечно, готовить умею, при моих скитаниях без этого не обойтись, но если есть выбор, предпочитаю, чтобы кормили меня.
Пользуясь моментом, решил как следует рассмотреть девочку. Должно же в ней оказаться что-то особенное, что заставляет гоняться за ней моего короля, вампиров и оборотней. Конечно, если не брать в расчет целительский дар малышки. Жалко, я не маг и не владею умением видеть человеческую (или нечеловеческую) суть.
Беглый осмотр ничего не дал. Ребенок как ребенок. Года три, не больше. По всей видимости, из бедной семьи: и одежка ветхая, и голову брили наголо приблизительно месяцев шесть тому назад. Значит, или не было денег на хорошего цирюльника, или в волосах завелись насекомые, что тоже не являлось признаком достатка и благородного происхождения. Дворянин никогда бы не позволил так обезобразить свою дочь, а потащил бы ее к лекарю или колдуну.
Что еще… Кожа светлая, волосы и брови темные. Глаза странного серовато-серебристого оттенка, но мало ли чего на свете не бывает, вон у нашего короля они откровенно фиалковые.
Нет, внешность не выдавала особенностей девочки.
Эх, расспросить бы ребенка… Но и это не получится – немая ведь.
Так и не сумев сделать хоть какие-то полезные для себя выводы, я повел девчонку во дворец.
Мы шагали по кривым улочкам, порой настолько узким, что соседи, выйдя на свои балконы, могли запросто пожать друг другу руки. Булыжная мостовая чистотой не отличалась, хотя в кварталах мелких торговцев и ремесленников стоки для нечистот вели в закрытые выгребные ямы. Беднота обходилась без них, выливая помои прямо на улицу.
Ближе к Дворцовой площади дома раздвинулись в стороны, освобождая пространство настолько, что на улице свободно разъехались бы две кареты. На балконах выстроились затейливые горшки с яркими цветами, красивые особнячки радовали взгляд ровной, выкрашенной в разные оттенки штукатуркой. Высокие, увенчанные львами и горгульями заборы огораживали ухоженные сады.
Знать, в отличие от меня, предпочитала селиться ближе к светлым очам правителя.
Ну а центром и бриллиантом Луаны по праву считался королевский дворец. Прямые аллеи, расчерченные четкими геометрическими узорами, украшенные причудливо выстриженной живой изгородью и крупными цветами, вели к парадной лестнице. Само здание построил отец Фирита, до этого короли обходились скромным, мрачноватым замком, ныне подаренным жрецам Ирия, верховного правителя божественного пантеона.
Пустовато сегодня было в саду: ни дам, ни кавалеров. Не иначе как его величество с утра изволил гневаться. В такие дни придворные предпочитали отсиживаться по своим апартаментам, чтобы, с одной стороны, глаза лишний раз не мозолить, а с другой – их легко можно было найти.
Девчонка с любопытством глазела по сторонам, едва поспевая за мной, и руки не отпускала. У самых королевских покоев мы расстались. Я отправился на аудиенцию, оставив ребенка в маленькой комнате без окон – так пожелал король. Он у нас детей не особенно жалует, вот и на этот раз решился обойтись без смотрин. Выглядел его величество превосходно – глаза буквально сияли от удовольствия. Он улыбнулся и махнул в мою сторону надушенным платочком:
– Рассказывай, Дюс, о своих приключениях.
Рядом с его величеством, чуть согнувшись в подобострастном поклоне, стоял секретарь с бумагой и чернильницей.
Я послушно открыл рот. Это был первый этап допроса с пристрастием, которому меня подвергали после каждого выполненного задания. Еще предстояло сочинить письменный доклад. Скорее всего, не один. Потом доклады тщательно сверят с исписанными секретарем листками.
Наш хитроумный правитель тратил уйму времени на поиск следов измен и обмана.
Все-таки странный государь достался Наоргу. Внешне – прекрасен, как божество (имелся, кстати, соответствующий слух о том, что король сын бога, его, насколько я знаю, пустил сам Фирит). Высокий, хорошо сложенный, с миндалевидными глазами незабываемого фиалкового цвета, с золотистыми локонами до лопаток и лукаво изогнутым ртом, он действительно походил на юного бога. Невинного и милосердного.
Но внутри испорченный юноша был чернее самой грязной клоаки, словно в душу к нему сливались нечистоты всего мира. Каждый раз, когда я смотрел на его величество, мысленно задавал себе один и тот же вопрос: «Почему вся эта грязь никак не отражается на лице?!!»