Сопроводив Дманю в болото, Вестник просто позаботился о том, чтобы убрать тело и не допустить вокруг Малуши пересудов. Но по крайней мере свое обещание, что Дманя не будет ходить упырем, шар выполнил. А вот когда шар говорил, что является вестником от Дманиных богов, – он конечно лгал.
***
Пролог второй.
1237-й. Межислав.
Кружится снег, падает, оседает ласково на землю белую. Ей, земле, рассвет с неба с каждым мигом белизны добавляет. То далекое солнце шлет свою утреннюю весть; сперва занимается с краю неба заря пурпурная, потом от каждой вещи тени длинные растут, а скоро и ясный день золотом над полем разовьется… Стих острый ветер. Снежинки парят на землей, как ангелы на крылах, и покрывая землю, пытаются сокрыть людские дела, чтобы глядя на них не плакал Бог.
На большом крутом холме, присев на край саней-розвальней, сидит молодой воин. Звать его Межиславом. А по-тайному, по крестильному имени, он Семен, но да о том, как и положено, мало кто ведает. Сидит Межислав, отложил в сторону щит железом окованный, отложил острый топор, ножны с мечом, поудобнее на живот устроил. Тих и задумчив, о своем думает. Лишь иногда шевельнется, чтобы стряхнуть снег, сединой оседающий на ощипанную короткую бородку, да поведет размять могучие плечи. Накинутый для тепла поверх чешуйчатого пансиря тяжелый овчинный полушубок, давит, вместе с весом доспеха купно спину гнет. Если бы не теплая поддоспешная фофудья, глядишь до синяков бы плечи промяло. И снять бы, да нельзя…
Смотрит Межислав на поле, покрытое припорошенными снегом людскими телами. А мысли его бегут вдаль по годам. В прошлое. Когда все что должно сделано, и остается только ждать, тогда память сама свою книгу открывает. И листая страницы без твоего спроса, останавливается на тех, где записано для тебя самое важное.
***
Вот видит себя Межислав, еще унным отроком молодшей дружины князя Юрия Ингваревича. Князь по совету бояр, впервые взял Межислава сопровождать себя на княжий выход. Это сейчас зима поля укутала, месяц студень землю морозом оковал, а тогда… Тогда ярилась весна. Солнце теплом ласкало, черные леса оделись смарагдовой зеленью, красные новыми иголочками опушки помолодили. Память все хранит, а главное хранит – гордость. Едет князь во главе поезда, выступают за ним бояре, – нарочитые мужи, узорочье рязанское! Мало их, да зато каковы! Кони под ними борзы да люты, прочной уздой, дружбой со всадниками смирены. Стучат по дороге копыта. Наборная упряжь перезвонцем серебряных решм звенит, с конских оголовий малиновым рокотом по округе разливается. Шпоры-остроги с сапогов звонкими голосочками подпевают. Убраны кони черпаками бархатными. Седла под боярами вызолочены, стремена высеребряны. Бояре все статны, вытянули ноги в стременах, спинами в такт конскому шагу качают. Сами ряжены в атлабас да бархат, всеми цветами как радуга одежа цветет! Пояса отделаны златом да басемным серебром, блестят украсы, перстни персты обвили. Сам князь впереди как красно солнце сияет! Сапоги на нем сафьяна червчатого, штаны бархата таусиннного, кафтан такни аксамитовой, да по той ткани канитель золотой да серебряной нитью бежит, затейливым узором меж собой встречается!
Чествуют люди князя Юрия Ингваревича, да не за украсную одежу, а за то как он себя в делах показал. Отец князя Юрия держит свой удельный стол в городе Новогороде на Остере. Сыну же дал он небольшой городок, чтоб набивал тот руки на бразды. Крепко взял малый свой городок Юрий Ингваревич. Люди им довольны, дружину он себе подобрал малую, но сильную. Казалось бы, не велик по богатству и уделу князь, а люди к нему охотно идут. Такого князя хоть на великий стол! Встречные, хоть по дороге идут, хоть на полях работу трудят, приветствуют князя с дружиною. Поздорову княже! Славен будь, Юрий Ингваревич, надежа и опора земли рязанской!
Сам же Межислав, по чину и заслугам, в самом хвосте княжьего поезда едет. Черпак у него простой, узда не наборная, седло не золоченное, сам в одежу обиннного сукна одет. Да и зовут его все на княжьем дворе еще не по имени да отцу, не Межиславом Гаяновичем, и даже не просто Межиславом, а уж совсем просто – Мешко. Однако ж, не в обиде на людей Межислав. Время придет, и он себя проявит, подвигами украсится, славой увьется, не хуже чем сам могучий Добрыня злат-пояс, о котором всякий малец правдивые сказки и завиральные байки знает. К тем подвигам и последуют дорогие одежды да украшения…
А меж тем князь Юрий, после того как прошел Мешко все испытания, да клятву-роту принес, самые дорогие подарки ему уже сделал: Поигрывает под Мешко даренный князем конь, имя ему Мешко дал – Воронец. Косит ярым зраком, радуется весне. Статный, в бабках облый, стегнами фигурный, нозьми тонкий, – конь-огонь! Бежит-земля дрожит, резвый как ветер вольный! Помучился с ним Мешко, необъезженным ему достался Воронец, – другими непорченным, но и неученым. Под себя коня сам устраивал. Не сразу смирил его к себе, где стальными браздами, а где заботой и лаской. Теперь уж бразды для правления Воронцом не нужны, правит Мешко коня одними только ногами, оставляя руки свободными для боя, как русскому вершнику и достоит. Теперь уже сам его ждет в стойле Воронец, тоскует и встречает теплыми губами в поисках хлебного подарка. Ждет Воронец, когда выведет его Мешко в чисто поле, где они стрелой поскачут, обоим им это любо…
А на каждый Воронца шаг, другой княжий подарок о себе напоминает. Висит на перевязи у Мешко даренный князем меч, ножнами по бедре друг верный похлопывает. Даже в княжьей дружине не каждый из молодших меч имеет. Старшие княжьи мужи – все при мечах, а унные многие только топорком пробавляются. Пожаловал Юрий Ингваревич Мешко меч, как увидел его во дворе, где тот с другими унными ратной игрой силу мерил. Стоял на мечах сперва против одного, потом против двух, а потом и против троих сразу. В оконцовке же встал Мешко против дядьки Годуна. Годун – Мешко наставник. Он его приметил, он за него князя попросил в дружину взять, он за него перед князем и отвечает. Мешко, когда его Годун проезжая по княжьим делам приметил, уже превзошел возраст, до которого в дружинное обучение берут. Железо куют пока горячо – человека правят пока детство гибко. Но Годун Мешко приметил, и Князь не отказал, разве что тиун-управитель деревенский был против – уж очень не хотелось терять сироту-пастуха. Пошли годы учебы, чтоб выковать из птенца-глуздыря княжьего мужа…
И вот Годун, поглядев как его воспитанник мечом работает, решил сам против него встать, даром что князь был на дворе. Что там себе думал Годун? Поставить на место зарвавшегося парня, что один трех унных из игры выбил, – мол попробуй как теперь над боярином похохочи. Или ж наоборот, – учуял добрый случай выставить перед князем своего питомца? Того никто не знает. Годун – молчальник великий. Лишнего не скажет, суетного движения не сделает, оттого и прозван Годун – годить любит, не торопится, медленный. Это кроме тех случаев, когда берет в руку меч. Тогда за Годуном и из старшей дружины мало кто поспевает… А уж Мешко тяжелую дядькину руку лучше всех знал, и враз посерьезнел.
Сошлись с глухим стуком мечи-болванки затупленные, закрутились, заходили лазейки отыскивая. Годун рубит, что твой осадный стенобой долбит, острием разит – как ядовитый змей в атаку мечется. Мешко от каждого удара отваливается, как лодья от могучей волны в борт, но уступать – уж нет! Решил, уперся. Рыскает Мешко вокруг спокойного Годуна как быстрый гепард-пардус перед могучим туром-быком. Так и сяк пробует достать. А дядька Годун перед ним, что отражение луны в спокойном озере: – лежит никуда не бежит, а решил в руку взять, так разбилась гладь, и луны не видать. Вроде рядом, а не достанешь… Везде сталь на сталь наталкивается. Еще хуже, когда сталь бьет только на воздух, – был Годун, а уже не здесь, пролетай соколик, тщись остановить меч на замахе. Взмок Мешко, фофудья потом пропиталась, движенья сковала, чуть не хлюпает. Времени счет потерял, двор не видит. Только Годун перед ним, как тяжкий морок, меч годунов злой птицей порхает. Устал Мешко. И когда устал, провел таки Годун к нему свой меч нежданную тропой, из ниоткуда тот вылез, и в поддых Мешко ткнул. На этом Мешко выпустил воздух и оземь стек. Как маленько прочухался, почувствовал тяжелый холодок стали лежит сзади на шее.
Был бы бой настоящий – слететь голове с плеч…