Клев закончился неожиданно, так же как и начался. Я наловил трехлитровый бидончик под завязку. Пожадничал. Линей было пять штук. Федор Иваныч меня, конечно же, обскакал.
Несмотря на радость от рыбалки, возвращался я грустным. Переехав мост, ему было в другую сторону, мы притормозили. Я сказал, что послезавтра рано утром уезжаю, у меня уже билет взят. Я поблагодарил его за все. Он пожелал мне ровной дороги, сказал, чтоб приезжал на будущий год, съездим порыбачим. Я кивнул, сказал, что обязательно попытаюсь вырваться, на родину надо каждый год наведываться. Дай Бог, чтоб все получилось.
ПРОЩАНИЕ
Дорогим родителям с любовью
Прощание — дело всегда нелегкое, трудное, даже тягостное. Если ты, конечно, не железный, не деревянный, не бесчувственный, а живой человек, то сердце у тебя болит.
С кем человек прощается, когда уезжает, кому «до свидания» говорит? С родными, естественно, с друзьями, если таковые имеются, со знакомыми. С родными местами, с землей, с огородами, которые дали урожай, с горами, по которым бегал и хаживал не раз, с рекой, на которой рыбку ловил не для наживы, а для души. Прощаешься со всем тем, что тебе дорого, что называется родиной.
А прощаешься всегда так, как будто уезжаешь навсегда. Со слезами в горле, хоть и виду не показываешь. Потому что уезжаешь далеко и надолго, и неизвестно, когда еще приедешь. А если приедешь, сохранится ли все в должном порядке, в котором ты все оставляешь, будет ли все на месте, будут ли все живы и здоровы? Ничего не поделаешь, такова жизнь, всякое может случиться, или сам не вернешься, сгинешь, неизвестно где голову сломишь, или вернешься — да никого уже не застанешь. Не дай Бог, страшно подумать.
Вот так и я уезжаю… Собираю свои нехитрые пожитки, беру подарки, которые мне дают, — сало, варенье, помидоры, не столько ради того, чтоб с голоду не пропасть, сколько для души и поддержания духа, потому что все это — свое, родное, домашнее, которое ни в одном магазине ни за какие деньги не купишь.
И грустно мне, очень и очень грустно. Потому что единственное, что поддерживает человека в этой жизни, если ты не иван не помнящий родства, это его родина. И самые родные и близкие тебе люди, немолодые уже и даже совсем старенькие, — родители, которые глядят тебе вослед и плачут… И даже отец плачет, а раньше не плакал. И грустно мне, и светло одновременно, потому что я их люблю, и родину свою люблю, и любовь неизбывна в сердце моем.
ЕЩЕ О РОДИНЕ
Родина — понятие емкое. Родина — и малая есть, и большая, великая. А малая родина в сердце может до невозможных пределов расширяться, тогда и большая родина в ней легко умещается. Им в сердце места хватит. Так великое в малом сберегается.
А если есть у человека какое добро, то всегда находятся те, кто хочет его обобрать, ограбить. И среди своих на родине есть люди нехорошие, которые не по правде живут, но эти не так страшны, потому что они все-таки вроде как свои. А особенно те опасны, которые — не наши, а — пришлые, которые к нам в Россию с умыслом приехали, у них законов вообще никаких не существует.
Так вот, я им всем, врагам тайным и явным, а особенно — пришлым, чужакам, которые нас догола ограбить приехали и душу нашу выпить, так хочу сказать:
— А ну-ка вон отсюда! Наша — родина! А ваша — проклятая чужбина! Уезжайте, укатываетесь к себе, там живите! А нам не мешайте! Мы никого не трогаем и к нам не лезьте! Никому родину не отдадим!
И еще:
— А то как двинем в лоб кулаком, никому мало не покажется! Полетите к себе за моря, за океаны, в пропасти свои бездонные, пока там не сгинете и не издохнете!
Они же человеческого языка не понимают, с ними только так и можно разговаривать: криком и силой. Потому что нельзя терпеть, чтобы кто-нибудь на родину покушался.
АЛЕНКА
К маме моей знакомая зашла, подружка детства, когда-то они рядом жили, за речкой, в куклы играли. А может, и не играли в куклы, некогда было играть. Да и кукол у них тогда не было. А если и играли иногда, то в тряпочки, в лоскутки.
Вообще-то знакомая в церковь пришла, тут рядом недавно церковь открыли… Помолилась там, утешилась, и по пути к маме зашла, поговорить да отдохнуть, ноги у нее сильно болеть стали, ходить тяжело.
А сама — говорунья хорошая, пока сидит, отдыхает, все говорит, говорит, смеется… И мама посмеивается, она тоже поговорить любит. О нынешнем говорят, прошлое вспоминают, какие-то детские забавы, охают, ойкают, а обоим уже по семьдесят лет с годком, детям — по пятьдесят и внуки взрослые.
Поговорили так, посмеялись грустно, прослезились, где надо, а потом знакомая про Аленку историю рассказала, трогательную очень.
— Соседка как-то прибежала — в руках цыпленок, маленький еще, в пуху, кое-где перышки. Спрашивает: «Ваш?» Мы поглядели. «Да нет, не наш, наши уж большие». — «Чей же тогда? На улице подобрала. Или кошка притащила, или еще чего…»
А он, бедный, уже голову на бок свесил, зевает, не хочет жить. Видим, совсем животинка погибает. Что делать? Жалко, взяли к себе, стали выхаживать. Дали из пипетки лекарства, поставили в углу баночку с водой, пшена насыпали. И он оклемался, ожил. Стал попискивать, потихоньку зернышки поклевывать. Ну, раз стал с нами жить, надо ему и имя придумывать. А сам то он небольшой еще, не определить — петушок или курочка. Ладно, назвали его Аленкой.
Стали пускать к цыплятам, а он нет, сторонится их, вроде как побаивается, — наши-то побольше, — ходит себе в отдалении, ковыряется в земле, клюет что-то, добывает пропитание. А вот к человеку льнет, как увидит — так бежит следом, ходит, как на веревочке, и голос подает: «Пик-пик, вот она я, ваша Аленка». Мы ему ласково: «Ах ты, цыпушка-покормушка, такая-сякая… Вот навязалась-то!» Покормушка — это когда его без матери, без наседки, человек выходит. Вот он потом и бегает за ним: покорми, покорми!
Так и стал он жить и расти сам по себе, не сдружился с другими цыплятами, а к человеку прибился. А уж как идут все в чуланчик спать, так и он с ними бежит. Только опять отдельно ото всех садится, облюбовал себе палочку и садится спать, сиротинка. Уткнет голову в грудку и дремлет. И ведь ему что-то снится, какие-то божьи сны видит…
А утром опять все человека выглядывает, вертит головенкой. Нашел себе родное существо. А как же, живая душа ищет родную душу. Ладно, пусть растет. Что человек, что птица — все живое, всех жалко. Вот так Аленка у нас и прописалась…
Знакомая поднялась, заохала, сказала, что пойдет потихоньку, дома дел-то еще полно, а то пока она доберется… А на следущее воскресенье опять придет в церковь, еще в гости зайдет, расскажет что-нибудь. Так и пошла потихоньку…
— Сегодня же воскресенье, она в церковь сходила, какая может быть работа? — спросил я у мамы.
А мама тихо сказала:
— Бог тружеников любит.
И я подумал: наверное, настоящих тружеников Он действительно любит, не может Он их не любить! А если любит — прощает.
МОМЕНТ ЖИЗНИ
На бревнах перед домом сидит не старого еще вида мужик, по пояс голый. Калитка — нараспашку: всяк заходи, гостем будешь. Сидит день-деньской, смотрит вприщур на дорогу, поплевывает, авось кто пройдет, скажет что-нибудь умное, а то скучно. Время от времени хлопает себя по плечам и груди, приговаривает:
— Ну и здоровый же я мужик!
Соседи на его слова только посмеиваются, май в разгаре, а он всю работу крестьянскую забросил, расслабился вконец, живет холостяком, — а ему уж под пятьдесят! — позевывает, поплевывает и на дорогу смотрит. Не выдержит кто-нибудь, спросит:
— Что ж ты, Иван, палец о палец не ударишь? В огороде не пахано, не сеяно, а ты сиднем сидишь!