Выбрать главу

А у него была железная рукавица. Стал он тогда надевать ее на руку и котов по ночам караулить. Как только кот какой полезет на голубятню, он его — хвать! — сдавливал железной рукавицей и об угол. Чуть не до смерти зашибал. А кота только и можно взять, что железной рукавицей, иначе никак. Много он так котов передавил.

И вот приехал к ним в деревню один мужичок жить. И был у этого мужичка кот Васька — большой пакостник, а он его сильно любил, потому что у него никого больше не было: ни родни, ни знакомых. Прослышал Васька про голубей на голубятне и чуть не в первую ночь отправился на охоту, кого просто придушить, а кем и полакомиться.

Только залез на голубятню, а мужик-то хвать его железной рукавицей, придавил маленько и об угол! Чуть до смерти не зашиб, едва Васька домой убрался…

А наутро мужичок, Васькин хозяин, пошел выяснять, кто это его кота изувечил, чуть до смерти не зашиб? Вон, Васька мой, говорит, на кровати лежит, отлеживается, вся голова разбита, забинтована, и есть не встает.

Вышел он на площадь и спрашивает:

— Кто это моего Ваську изувечил?

Услышал это мужик-голубятник, надел железную рукавицу и пошел на улицу…

— Я, — говорит, — Ваську твоего уделал, да видать мало, раз сам хозяин за добавкой пришел.

Стали они лицом к лицу и смотрят испытующе друг на друга: ну-ну… У мужика-то на руке железная рукавица, страшная, а у мужичка-то — ничего, пусто. Только он не из робкого десятка оказался.

— Васька, — говорит, — мне родной человек, он мне всех заменяет, а ты его изувечил.

А мужик говорит:

— Мне на твоего Ваську начхать, мне мои голуби всех дороже, и тебя вместе с котом твоим!

Никак у них хорошего разговора не получается, не могут договориться. Один Ваську хвалит, другой — голубей. Нy все, значит быть большой беде побоищу и кровище, никто уступать не хочет. Уже и люди вокруг собрались, смотрят — плохо дело, и никак их не унять.

Поднял мужик руку в железной рукавице и пошел на мужичка… А мужичок сунул руку в карман и тоже железную рукавицу вытащил, только на другую руку. Что такое? Интересно стало мужику: у него рукавица — на одну руку, у мужичка — на другую, и похожи, как близнецы.

— Откуда у тебя железная рукавица? — спрашивает.

— Мне отец связал, когда я еще ребенком был, — отвечает мужичок. — А у тебя откуда?

— И мне отец связал, когда я маленький был. Сказал: «Когда вырастешь, она тебе заступа будет». И еще сказал, что точно такая же рукавица, только на другую руку, у брата твоего есть. Как увидешь ты человека с такой же рукавицей, так и знай, что это и есть твой родной брат.

— И мне так сказал, — улыбнулся мужичок.

Как узнали они друг друга, так обнялись и расцеловались. А отец их в свое время по всей России ездил, в разных местах жил, работал, и была у него еще одна семья.

Стали мужик с мужичком вместе жить и хозяйствовать, как-никак они родные братья. На исходе жизни встретились наконец. И хорошо. Вдвоем и помирать не страшно. Мужик стал по-прежнему голубями заниматься, а мужичок другими делами. А Ваське строго-настрого наказали, чтоб к голубям не лазил. Васька все понял, он кот-то умный был, перестал пакостничать, стал только мышей ловить.

Так две рукавицы вместе сошлись, а братья друг друга нашли.

«Рыбаки ловили рыбу — а поймали рака! Началась меж рыбаков за добычу драка… Каждый тянет на себя: кто — клешню, кто — ногу… Вызывать пришлось OMOН раку на подмогу!» — это только присказка, а бывалые рыбацкие случаи — впереди. Правда, сам я не ловил, я на печи лежал да подслушивал в одно ухо влетало, в другое вылетало — с меня взятки гладки.

НАЛИМ-ГЕНЕРАЛ

Уж на что охотники — вруны из врунов, а рыбаки — еще хлеще! Так, бывает, воду взбаламутят, а в воде-то, может, и не было никого сроду, неводишко вытянули, а там пусто: ила горсть и тины хвост…

Один самый знаменитый и отчаянный рыбак собрал в кружок рыбаков рангом пониже и давай рассказывать, просвящать их, уму-разуму учить:

— Пошел я как-то зимой на рыбалку… На налима. А в январе у них свадьбы, они хорошо клюют. А зима снежная, буранная выдалась, снегу выше крыши намело. Но ничего, подобрался я к реке, нашел омуток и прорубь продолбил. Опустил в воду леску, на крючке червяк болтается, все как положено. А у меня всегда на зиму ведро с землей в сенях сохраняется, а в земле — червячки. Хорошему рыбаку без наживки круглый год нельзя оставаться, дело известное. А леску я к черенку от лопаты привязал и поперек его положил, а то вдруг здоровый клюнет, чтоб не утащил.

Наутро пришел проверять, стал тянуть — а там тяжесть неподъемная точно, здоровый налимище попался! Да такой здоровяк, что морда в прорубь не проходит. Пришлось ее топором еще раз обрабатывать, чтоб пролез. Весь я упарился, пока его на лед выволок… А он и правда мордоворот, пуда на полтора будет, усы — во! — как у генерала. Я обрадовался, честь ему отдал, говорю: «Ну все, товарищ генерал, поехали домой, карета подана, а то в гостях загостились», — и санки подставляю. А он лежит, чмокает, усами шевелит, ну точно — генерал, только вроде как выпивши.

Погрузил я его на санки, домой повез, хвост далеко волочится.

— Так у нас в речке таких налимов нет! — спохватился кто-то, видать, из молодых да ранних.

— Это у вас — нет, а у меня — есть! Я-то поймал! — осадил его рыбак и дальше продолжает: — Ладно, привез его домой, пока вез, морозом его обдало, мороз-то страшный был, градусов под сорок… Положил его на веранде, отвел по почету место — генеральские покои, пусть до праздника на холоде отдыхает. Думаю, на праздник жена котлет сделает, а печенку я на хлеб помажу.

Глазом не успел моргнуть — уж праздник на носу! А в январе — хорошо: считай, каждый день праздник. Ну, раз такое дело, переправил я его на кухню, сам покурить пошел… Слышу, через некоторое время, что-то елозит у меня на кухне, шлепает и громыхает, посуда, однако, летит… Я — туда! Гляжу, а он оттаял, глаза открыл, усами шевелит и хвостищем-то своим возит по полу… Меня-то увидел да как заорет: «Как с-стоишь, скотина!»

А я ничего не пойму, что происходит-то, глаза только выпучил, стою как пень. А он еще пуще: «Ты что, подлец, в армии не служил? — и по-трехэтажному меня обложил. — Не видишь что ли, что генерал перед тобой?!» Я испугался, говорю: «Как не служил, служил…» — встал по стойке смирно и честь ему отдал.

«Ну ладно, — успокоился он, — порядок. А то я думал, ты в армии не служил». «Как же, — говорю, — служил». Точно он генералом оказался! А он вздыхает и на пузо показывает. «Что-то, — говорит, — в жедудке жжет, не иначе как съел вчера что-то не то, пакость какая-то во рту… У тебя водка-то есть, что ли?» «Водки, — отвечаю — нет, самогонка есть». — «Ну так тащи! И закуски какой-никакой! Что стоишь, как пень? А еще солдатом был…»

Побежал я, принес литровую банку с самогонкой и сетку с мерзлыми пельменями. Он выпил два стакана, пельменями закусил и усы расправил. «Мы сейчас с кем воюем-то?» — спрашивает. «Да ни с кем вроде». — «Как это ни с кем?! Солдат — всегда воюет, а генерал командует! Неси-ка мой мундир живо, на войну поедем!» — «Так не было на вас мундира, вы без всего были, нагишом». — «Как это не было, я что, из бани что ли пришел, голяком?» — «Не знаю». — «Ну ладно, у тебя есть что пододеть-то?» — «Да есть тулупчик…» замялся я. — «Ну так неси!»

Сбегал я за тулупчиком, пододел он его — хорошо подошел, впору. «А винтовка у тебя где?» — спрашивает. «Нет винтовки, — отвечаю, — ружье охотничье есть, двустволка». — «Так неси, что ты за вояка без ружья?» Принес я ружье, повесил на плечо, встал наизготовку, приказания слушаю. «Молодец! — похвалил он. — Надо медаль тебе дать. Ну, теперь и ехать можно. Машину-то подавай, на войну поедем!»