Именно в такое утро на улицах много людей: рабочие, старики и молодежь, мамочки с детьми, спешащие в детские сады и школы. Много рикш. И много бизнесменов в богатых машинах, которым наплевать на правила безопасности. Казалось, правил просто не существовало. Но вместе с тем, на дорогах не происходило ничего, что вызывало бы опасности и аварий. Транспорт, будто по волшебству, мог проехать почти вплотную, не задевая друг друга. Прячась под дупаттой от палящего солнца, мы перебегали через дорогу. Вдруг визг, и машина тормозит передо мной. Я испуганно поворачиваюсь. Смотрю на водителя. Водитель смотрит на меня. Испуг постепенно переходит в злость. Пара очевидцев начинает ругать водителя, стуча кулаком по стеклу. И, кажется, что он их не слышит: перед ним стою я. Рита берет меня за руку и уводит в толпу. Опомнившись, мужчина вылетает из салона своего джипа и бежит в том же направлении. Но мы уже были очень далеко. Я обернулась лишь потом, что бы посмотреть на то, как он растерянно ищет меня глазами среди людей.
Вернувшись в школу, я задумалась об отъезде в деревню. Позже, не могла дозвониться до тети Илы и начала переживать. Не случилось ли что? Но думала недолго и, уже скоро объявила всем, что уезжаю.
Выйдя из такси, пошла уже известной мне дорогой до деревни пешком, накрыв голову дупаттой. Солнце пекло не сильно, но я ощущала, как по спине пот стекал ручьем. Стопы горели от горячего песка, и ужасно хотелось пить.
Войдя через порог дома Прасат, позвала тетю. Никто не откликнулся. Тогда прошла на задний двор. Тетя Ила сидела на лавке спиной ко мне и перебирала перцы. Я дотронулась до ее напряженного женского плеча, и та подняла глаза. Вместо грустного, измученного взгляда появилось воодушевление. Женщина обняла меня, словно свою родную.
Когда солнце начинало только садиться за горизонт, жители собрались у храма. Развели небольшой костер, который впоследствии стал больше. Девушки и женщины танцевали и пели вокруг огня. Кто-то из мужчин тоже подтянулся в круг. Я же поднялась к алтарю, что бы поговорить со священником. Он как всегда стоял у статуи Бога и читал мантру. Встав рядом, закрыла глаза и внимательно слушала. Он просил о защите, покое, вере для народа Прасат. А после, повернулся ко мне и встревожено сказал:
— Мне беспокойно за тебя, дочка.
— Что не так, дядюшка?
Я доверчиво взглянула на священника. Здесь я доверяла только ему. И только ему рассказала о своем прошлом, не боясь осуждений. Даже, если он и осуждал меня, то это было заслуженно. Он с грустью посмотрел на танцующих в дали людей и начал говорить:
— Они вынуждены бороться, не имея против врага оружия, а только слово. Но что ему это слово! Мы — люди веры. Храм, в котором мы сейчас находимся, построен рукам Рамеша Прасат. В нем его душа. Приходя в храм, мы просим помощи. Но видя, как страдает народ, даже я становлюсь реалистом. Если человеку плохо, он идет в храм просить защиты и поговорить со священником. Молитва не дает защиту, но веру в человека вселяет. От этого остается впечатление, что Бог с нами. Здесь не только храм имеет душу, а каждый дюйм деревни.
— Я бы хотела остаться здесь. Забыть прошлое и начать новую жизнь с новым именем, — сообщила я. — Это возможно?
Я и раньше знала, что это место необычное. И сейчас, на мои слова, словно на зов, подул ветерок, качнувший колокол при входе. Священник улыбнулся: только ему ведомо значение этой приметы. Да, это возможно.
На рассвете я и священник уехали на станцию, что бы вместе отправиться в город по очень важному делу. Хотели добиться помощи от государства на постройку новой школы на месте сгоревшей. На станции, у палатки с сувенирами послышались громкие голоса. Пробравшись сквозь толпу, священник замер, увидев, что происходило.
Девдас склонился над мальчиком лет пятнадцати и требовал вернуть то, что было украдено у него. Это не сильно испугало мальчишку. В ответ он смотрел на мужчину и отрицал свою вину. И даже если украл, то не отдаст, так как Девдас многим задолжал в деревне. Мальчишка оказался храбрее, за что мог поплатиться здоровьем, споря сейчас с Девом. Мужчина не на шутку разозлился и замахнулся на храбреца плетью. Удар был не сильным, но оставил розовый след на руке. Дев спросил еще раз, и вновь услышал отказ. Женщина ворвалась в толпу и со слезами молила Девдаса не трогать ее сына. На что тот лишь улыбнулся. Слухи о том, что Девдас жесток и любит показывать это на публике, действительны. Его не заботили слезы матери, потому, как сам рос без нее. Женщина пыталась вырвать сына из рук обидчика, но минутой позже оказалась на земле. Дев замахнулся еще раз и ударил больней. Теперь след не розовый, а ярко красный. Мальчишка вскрикнул от боли, но не заплакал. А Дева это лишь сильнее злило.