–А у тебя что-нибудь интересное было, пока нас не было?
Маша замялась. За время отсутствия детей случилось столько всего, только, скорее трагического, возможно, даже, мистического, нежели интересного. Но рассказывать о подобных вещах семилетнему сыну не стоило. Вздохнув, Маша помотала головой.
–Нет, сынок. Ничего такого интересного. Все как обычно.
–А у нас столько всего было! Я тебе дома расскажу. Хочешь?
–Конечно.
–Даже, если не хочешь, он все равно расскажет,– съехидничала Вера.
–А этот Свирчевский ничего интересного не рассказывал, как бабушка обещала,– наябедничал Федька на великого знатока питерской истории.– И он вредный. Правда он такое смешное лицо все время делал,– захихикал Федька и скорчив рожицу, изобразил смешное лицо великого проводника по мистическим местам.
–Федя, прекрати говорить глупости!– строго сказала с переднего сидения свекровь.– Если ты не умеешь слушать и не желаешь ни минуты постоять на месте, не нужно обвинять кого-то и говорить всякую чепуху.
Маша ухмыльнулась. «А ведь я предупреждала. А в ответ слышала «Ерунда!» Но озвучивать то, что ее предсказания оправдались, великодушно не стала. В конце концов, свекровь действовала из лучших побуждений. Да и детям, в самом деле, на пользу новые впечатления и какие-то новые знания, которые они в любом случае получили, несмотря на то, что Свиржевский оказался занудой и к тому же вредным. Что-то в их головах все равно отложилось.
Выслушав нескончаемый рассказ Федьки обо всем, что им довелось увидеть, Маше, наконец, уже в двенадцатом часу ночи, удалось, уложить, переполненного эмоциями и впечатлениями сына, в кровать.
На следующий день, в субботу, дав детям поспать подольше, Маша принялась разбирать вещи, которые они брали с собой в поездку. Выгрузив целую гору бесполезных и бессмысленных сувениров, Маша достала со дна спортивной сумки, в которой были Федькины вещи, сменную куртку, по видимому так ни разу не вынутую и не надетую. Открыв дверцу шкафа, в котором хранились куртки, теплые штаны и зимняя обувь детей, Маша с удивлением обнаружила на полке для обуви свою сумку. Очевидно, она засунула ее туда, вернувшись из издательства, в день своего достопамятного похмелья. Она потом пыталась вспомнить, куда ее дела, но, хоть убей, так и не смогла. Но, так как кредитные карты, были в кармане пальто, а в силу обстоятельств ей было не до поисков пропавшей сумки, она просто достала другую и ходила с ней, даже, думать забыв о пропаже. Повесив Федькину куртку в шкаф, Маша достала из него, оказавшуюся неожиданно тяжелой сумку. Заглянув внутрь, она обнаружила пачку корреспонденции, врученной ей Фаиной Родионовной в тот день, когда ее убили… Теперь все это, скорее всего, было никому не нужно и, вероятно, можно сразу просто выкинуть все, не глядя. Маша почувствовала, как защипало в носу, а перед глазами все стало расплываться, и их тоже нестерпимо защипало. Бросив оставшиеся детские вещи, посреди коридора, Маша прошла в комнату и уселась на диван. Основная часть писем была из различных организаций приглашавших редакторшу посетить мероприятия, посвященные новогодним праздникам. Было несколько писем от авторов, издававшихся у них, эти письма Маша отложила в сторону, решив отдать Арсению. Конечно, вряд ли он станет их читать, но вдруг… Одно письмо было увесистое, запечатанное в конверт формата А4. Адрес издательства и адрес отправителя были написаны крупными четкими, почти печатными буквами. В графе «От кого» было написано «Иннокентий Абрамов». Маша покопалась в памяти, пытаясь вспомнить, был ли у них такой автор. Внутри конверта была папка с какими-то вырезками, справками, ксерокопиями и записками, сделанными от руки. Кроме папки в конверте лежали две общие тетради и листок бумаги, исписанный тем же четким, почти печатным почерком, что и надпись на конверте.
«Здравствуйте, уважаемый редактор. Мой муж Иннокентий Абрамов писал книгу. К сожалению, Кеша недавно попал в аварию и погиб, и я решила, что должна отправить книгу вам в издательство, хоть она, как я поняла и не дописана. Кеша очень много работал над ней. Он был очень умный и талантливый. Возможно, вы захотите издать его книгу, может быть, там недописано совсем немного. Адрес вашего издательства был у Кеши на рабочем столе на листочке с рекламой, поэтому я решила отправить книгу именно Вам, подумав, что Кеша и сам собирался так сделать. Я очень надеюсь, что книга моего мужа Вам понравится. В любом случае, большое вам спасибо за то, что вы ее прочитаете. До свидания. Нина Абрамова».
Письмо было наивное и очень трогательное. Маше стало, безумно жаль, эту несчастную женщину, потерявшую своего мужа, которого она, судя по всему, очень сильно любила. Шмыгнув носом, прогоняя вновь подступившие к глазам слезы, Маша открыла одну из тетрадей. Это был дневник. И судя по всему, принадлежал он не мужу Нины Абрамовой, а кому-то еще. Маша отложила дневник в сторону. Вторая тетрадь содержала заметки, рассуждения, сопоставление фактов, какие-то схемы. Возможно, Нина Абрамова ошиблась, и ее муж проводил какое-то исследование, а не писал книгу. Может быть, ему было проще сказать жене, что это книга, чем объяснять что-то по поводу своего исследования. Маша просмотрела первые несколько страниц. Это было даже не исследование. Иннокентий Абрамов занимался расследованием преступления. Он расследовал убийство какого-то профессора. После того, как проснулись дети, и Маша накормила их завтраком, она вновь вернулась к чтению тетради погибшего «сыщика». Дочитав до конца, Маша, переполненная сочувствием к погибшему и его не сложившейся научной карьере, была вынуждена, с некоторым разочарованием признать, что Иннокентий Абрамов, трагически окончивший свой, довольно короткий жизненный путь, так и не узнал, несмотря на все свои старания, имени убийцы профессора Подгородецкого, и, вероятно, эта тайна, так навсегда и останется тайной. Маша убрала тетради в конверт, собираясь потом отправить их обратно несчастной вдове, с письмом, в котором она постарается убедить ее, что ее муж Кеша занимался очень важным делом и только несчастный случай, произошедший с ним, помешал ему довести начатое до конца. Вообще, судя по всему, Иннокентий Абрамов в своем расследовании зашел в тупик. Но вдове об этом знать не обязательно. Маша вынула из прозрачной пластиковой папки газетные вырезки, всевозможные бумажки, фотографии. Вырезки, их было несколько, все были давнишние. В каждой, так или иначе, упоминалось имя профессора. Тут были всевозможные справки из полиции, из поликлиники, из университета, в котором работал профессор. Записки, написанные разными почерками. Маша взяла в руки фотографии, вложенные в папку вместе со всем остальным. Плотненький, лысоватый, улыбающийся мужчина, в окружении молодых людей на фоне каких-то развалин. Вероятно, это и был убитый профессор. Еще фотография профессора, с задумчивым видом склонившегося над толстой книгой. Наверное, студенты сняли для какой-нибудь газеты или для поздравления. А вот профессор в окружении студентов в аудитории. Внизу фотографии подпись от руки «Факультативное занятие по истории древнеславянских народов. Март 2010г.» Маша пригляделась к лицам студентов, пытаясь попробовать угадать, кто из них Иннокентий Абрамов. Иннокентия она не угадала, так как понятия не имела, как именно он выглядит. Но зато одно лицо на фотографии узнала совершенно точно. Сердце в груди подпрыгнуло и замерло от неожиданного открытия. Маша еще раз взглянула на фото. Нет, все точно, это не разыгравшееся воображение, это именно тот человек, а не просто кто-то похожий. Маша осторожно собрала все обратно в папку. Руки у нее слегка дрожали. Сложив в конверт все его содержимое, Маша достала из сумки визитку и набрала номер.