– Намерена.
– И что с ними сделают?
– Прищемят им яйца. Заставят держать язык за зубами. Только я тебе ничего не говорил.
«Всё ясно, – думал Сергей, отправляя в рот осетрину. – Не имея гарантий, что он удержит своё создание в узде и хоть как-то сохранит влияние, Владислав Георгиевич начал игру с коммунистами. И, похоже, добьётся успеха. В очередной раз. Готов ему помочь. Но не бескорыстно. Я собираюсь разделить с ним успех.»
8
Воскресным днем Василий отправился на Пятницкую улицу, туда, где прожил уйму лет, где столько всего произошло в те далёкие годы, когда он учился в школе, а потом – в Литературном институте. Где всё ещё жили его родители. Как в прежней, так и в этой вселенной.
Выйдя из метро, он тотчас застегнул доверху лёгкую куртку – резко похолодало, и погода теперь напоминала осеннюю. Василий остановился подле овощного киоска, купил понемногу апельсинов, яблок, бананов. Не спеша двинулся по тротуару навстречу потоку автомобилей. Смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить улицу той, какой она была в прежней вселенной. Здесь не успели наворотить столько изменений. Тем не менее, высокий послевоенный дом выглядел поаккуратнее, чем во вселенной, покинутой Василием. Петровский привычно толкнул серую входную дверь. Певуче скрипнула пружина.
Лифт вызывать не стал, как обычно, поднялся на третий этаж по лестнице. Позвонил. Женщина, открывшая ему, абсолютно походила на его мать. Хотя и не была ею. Она дала жизнь его двойнику. Но теперь это не имело значения.
– Привет, мам. – Василий чмокнул её в щеку, сунул в руки увесистый пакет с фруктами, прошёл в большую комнату. Отец сидел на диване, держа перед собой толстую книгу. Посмотрев на Василия, радостно проговорил:
– А, писатель пожаловал. Привет. Как дела?
– Нормально. Пишем, помогаем молодежи. Что читаешь? – Петровскому было интересно, чем занимается здесь его отец.
– Это по экономике.
Надо же, всё сходилось. Экономика.
– По-прежнему учишь студентов?
Отец несколько удивился.
– Я не прекращал этого делать.
– И как ты оцениваешь новую экономическую политику?
– Мы с тобой об этом говорили. И не один раз… Хорошо оцениваю. Давно надо было вернуться к ней. Хрущев мог это сделать. Он более других был готов к серьезным изменениям. Да не сделал. Ума не хватило. А жаль. Мы бы давно уже стали самой экономически развитой страной. И без дураков обогнали бы Соединенные Штаты.
Василия интересовали вовсе не упущенные возможности, его интересовали конкретные люди.
– А Гайдар и эти, Чубайс, Явлинский, всё правильно делают?
– Гайдар – мой ученик. И я рад этому… Ошибки есть, но мелкие. В целом, всё правильно.
Ого! В прежней вселенной отец нещадно ругал Гайдара и никогда не упоминал, что это его ученик.
Мать вошла в комнату, её глаза ласково смотрели на Василия.
– Давай я тебя покормлю.
– Я не голоден.
– Но чаю хотя бы выпьешь?
– Выпью.
– Ну так идем. У меня всё готово. Отец, пошли, чаю выпьем.
Старший Петровский отложил книгу, поднялся. Небольшое семейство прошествовало в кухню. Чай был налит в чашки, переместившиеся на стол, где уже стояли вазочки с печеньем и конфетами, включая особо любимые Василием – суфле. Чаепитие началось.
– Какая холодная погода, – озабоченно проговорила мать. – Что-то происходит. То ранняя жара, то холодная погода в конце мая. – Мать внимательно посмотрела на него. – Ты себя хорошо чувствуешь? – получив утвердительный ответ, продолжила. – А я вот не очень. Давление прыгает.
– И что ты делаешь?
– Лекарство принимаю. Которое ты мне достал.
Любопытная мысль прилетела к Василию. Он уперся лукавым взглядом в мужчину, сидевшего напротив.
– Ты ругаешь Хрущева. Ругать надо Сталина, который свернул НЭП.
Человек, столь похожий на его отца, дожевал печенье, помолчал.
– Не все так просто. Сталин включил мобилизационную экономику, благодаря чему СССР в короткий срок превратился из крестьянской в индустриальную страну. Тогда это было жизненно необходимо. Другое дело, что он переусердствовал с репрессиями, проявлял чрезмерную жестокость. В этом я его не оправдываю.
Вот, ещё одно полное совпадение того, что слышал Василий от отца раньше, и того, что услышал сейчас.
Покидая столь знакомую квартиру, Петровский заглянул в малую комнату. Она была достаточно просторной, но меньше другой. Потому и звалась малой. Раньше здесь жил Василий. После того, как он покинул этот дом, родители устроили тут спальню.
«Они – мои родители, – думал он. – Просто они живут в немного других условиях. Вот и вся разница. Если я здесь навсегда, они – мои родители. И даже если я здесь ненадолго, они – мои родители. Пока я здесь, в этой вселенной…»