– Значит, уже не Центральный комитет КПСС, а мировое сообщество? Прогресс на лицо. Только объясни мне, как ты хочешь это сделать?
– В октябре я поеду на международную конференцию в Лондон. Могу сделать сообщение и в качестве доказательства продемонстрировать деньги и твои водительские документы. Предложу исследовать их.
Василий пустился в размышления. Чем ему грозит подобный шаг? Трудно было сказать, что предпримет после подобного сообщения советская власть? Рисковать не хотелось.
– Я бы не спешил с решением, – понизив голос, проговорил он. – Слишком всё серьезно. К примеру, как воспримут в Центральном комитете КПСС то, что ты впервые рассказал об открытии за границей, а не в Советском Союзе? Ситуация непростая. Надо хорошенько обмозговать последствия.
– Всё равно я считаю, что это необходимо сделать. Ради науки я готов на всё.
«Зато я не готов, – подумал Василий. – Мне моё благополучие дороже.»
– В любом случае, до конференции ещё уйма времени. Дима, прошу тебя, не пори горячку. – Он поднялся, желая подвести черту под разговором.
– Ты мне дай хотя бы те деньги, которые оттуда, – раздалась жалостливая просьба.
Петровский без колебаний достал портмоне, извлек оттуда несколько российских купюр, протянул Астахову. Тот бережно спрятал иновселенные деньги.
Движению к выходу помешал немолодой симпатичный человек с кудрявыми седыми волосами.
– Петровский! Старых друзей не замечаешь? – прозвучало в окружающем пространстве. Это был Евгений Батурин, прекрасный бард, талантливый поэт, художник, но не слишком популярный, Батурин, который мучился от малой известности, недооценённости, занимался самоедством, всё время ворчал: «Жизнь прожита зря. Немало хороших стихов, хороших песен, а кто их знает? Всё бесполезно.» Василий любил его, прощал ему постоянное ворчание, приступы грубости. Батурин сидел за ближним к выходу столиком. – С каких это пор ты стал ходить в Нижний буфет?
– Всё время хожу.
– Не ври. Ты обитаешь там, – Батурин указал наверх, – в Дубовом зале. Ты у нас номенклатура.
Василий покосился на Астахова, напустил мягкую улыбку.
– Я бываю везде. Я – демократ.
– Да пошёл ты к черту с твоим демократическим социализмом. Противно слышать.
– А чем ты не доволен? Экономика на подъеме, люди хорошо живут.
Батурин продемонстрировал полное пренебрежение к прозвучавшим словам.
– Хорошо живут капиталисты и номенклатура, остальные прозябают.
Разговор привлёк внимание. Василий почувствовал себя неловко – вести публичные дискуссии он был не готов. Поэтому решил отвлечь Батурина. Сел рядом, указал на соседний стул Астахову, глянул на Евгения заботливыми глазами.
– А где Вера? – Так звали пятую жену Евгения. Вера любила его по-настоящему, жила ради него, хотя порой он так доставал её, что она ссорилась с ним, и они подолгу не разговаривали. Батурин в такие периоды уединялся в мастерской, среди своих картин.
– Откуда мне знать, где Вера. – Голос хранил равнодушие. – Выпить не предлагаю, а то мне мало останется.
– Нашёл проблему. Закончится, купим ещё. – Он повернулся к Астахову. – Дмитрий, познакомься. Известный поэт, бард, художник Евгений Батурин.
– Известный, – буркнул Евгений. – В узких кругах.
– А это физик Дмитрий Астахов, занимается космологией. В скором будущем должен получить нобелевскую премию за открытие параллельных вселенных.
– За космологию нобелевских премий не дают. – Астахов скромно улыбался.
– Зачем они, параллельные вселенные? И так тошно от всего этого. А тут – параллельные. – Батурин махнул рукой. – Впрочем, какая разница. Всё равно стаканов не хватает.
Василий в момент принёс пару стаканов, которые приняли содержимое бутылки. Выпили за встречу.
– Объясни, где Вера? – поинтересовался Петровский.
– Ну откуда мне знать? Мы с ней разошлись пять лет назад.
– И ты один?
– Один.
– Новые песни пишешь?
– Пишу. А что толку? – Он глянул придирчиво на Василия. – А ты? Всё строчишь дурацкие романы?
Это были неприятные слова. Оскорбительные. Петровский их никак не заслужил. Однако ссориться ему не хотелось. Он взял рассудительный тон.
– Почему дурацкие? Люди читают.
– Люди читают всякую х…йню. А ты лижешь власти жопу и приучаешь их делать то же самое.
Теперь Василий не стал себя сдерживать, сказал то, что думал:
– Твой характер причина твоих проблем. Так что во всём вини самого себя. А то, что я последовательно подталкиваю власть к положительным изменениям, называй, как хочешь. Меня это не волнует.
Он поднялся, намереваясь немедленно покинуть Нижний буфет, но вспомнил про обещание решить мелкую проблему. Василий не хотел, чтобы прозвучали хоть какие-то упреки. Достав деньги, он отсчитал столько, сколько стоила бутылка сухого вина, протянул оторопевшему Астахову.