— Слышь, как дружно поют они на ферме, друг перед другом тянутся, — сказала Нина, прислушавшись. — А знаешь, сегодня я столько услышала похвал тебе, председатель, только смотри не загордись.
— От кого же?
— От старухи Бережковой. Она очень любит лечиться, у нее это мания, со всякими пустяками приходит, иногда и разозлишься на нее, так надоест. И сегодня пришла и жалуется на колотья в боку. Осмотрела — ничего серьезного, простая блажь у старухи, ее здоровью позавидовать можно. Она расселась в приемной и давай расхваливать тебя: и такого председателя у них еще не было, и разумен ты, и заботливый, и обходительный с людьми, и все довольны тобой…
— Нашла кого слушать, — усмехнулся Владимир Кузьмич. — Старуха льстивая, с хитрецой.
— Знаю, — Нина снова погладила его руку. — А все-таки приятно слышать похвалу.
2
Несмотря на ранний час, у крыльца райкома партии толпились люди. Людно было и на широкой лестнице, и в ярко освещенном просторном коридоре.
Владимир Кузьмич встретил здесь нескольких председателей колхозов, директора маслозавода, знакомых механиков из «Сельхозтехники». С ним здоровались со всех сторон, пожимали руку, улыбались ему, и, протискиваясь сквозь толпу, он почуял радостный подъем своих сил от веселого оживления вокруг, такого привычного и вместе с тем всегда нового. Ламаш знал, что в среде этих людей он, председатель «Зари мира», вызывает интерес и уважение, и сознание этого заставляло его быть подтянутым на людях. Центром людского круговорота в коридоре был председатель «Восхода», сосед Ламаша, Борис Сергеевич Климов. Его рослая фигура своей непринужденной осанкой сразу бросалась в глаза. Он стоял у окна, толстый, громоздкий, с синеватым отсветом бритья на монгольских скулах, под нависшими бровями пряча насмешливо-лукавый блеск маленьких глаз. Пробравшись через толпу, Владимир Кузьмич очутился рядом с ним.
— И тебя вытянули, — сказал Борис Сергеевич, пожимая Ламашу руку ниже плеча. — Зачем, не знаешь?
— И не предполагаю даже.
— Очередная накачка, не иначе как по молоку.
— Да нет, с молоком я вытягиваю.
— Ну, так тебя за компанию. — Климов захохотал и локтем толкнул Владимира Кузьмича в бок. — Чтоб не задавался. А? По струнке ходил.
— Иди ты к черту! — сказал Ламаш, отстраняясь. — Кто задается, так это ты. Мало ему одной «Волги», вторую приобрел. Баб на пикники возить, что ли.
— Врешь, не «Волгу», а «Москвича», да еще какого — картинка. Хочешь на пилораму меняться? — Климов придвинулся ближе, притискивая Ламаша к стене. — Ей-богу, не пожалею, сменяю, ради уважения. Только придачу давай, не скупись. Ну, по рукам, что ли? Не раздумывай.
— Я тебе не цыган. Да и не нужен мне твой «Москвич», отстань.
— Пожалеешь, ей-богу, пожалеешь, выгоды своей не видишь. Передок ведущий, сменные скаты дам, катайся без тревоги. Я не жадный, пользуйся моей добротой, пока не раздумал. — Он живо и весело прищурил и без того маленькие, пронзительные, как шильца, глазки.
— Знаю твою доброту. Скажи по совести, вперед все рассчитал, как объегорить, ты же без этого не можешь. — Ламаш покачал головой, насмешливо и ласково улыбаясь. — Лучше посоветуй, где проволочные сетки достать, крольчатник задумал ставить. Все, понимаешь, есть: столбы, кровля, клетки, — а вот сеток нет, и никак достать не могу.
— Объегорить! — Климов снова толкнул его локтем в бок и внезапно, на свой лад, не меняя выражения хитрых, прицеливающихся глаз, затрясся животом от хохота и сразу оборвал смех. — Магарыч будет, говори?
— Ладно, будет!
Климов притянул его за локоть и, оглядываясь по сторонам, будто сообщая важную тайну, сказал:
— На складе райсоюза есть, сам видел. Торопись, а то другие перехватят.
— Верно? Ну, после бюро сбегаю. — Ламаш огорченно развел руками. — Вызвали к десяти, я чуть свет выехал, а когда начнут, сам аллах не разберет.
— Какой хитрец! — засмеялся Климов. — А подождать не можешь, дорогуша? Раз вызвали, жди, все свои грехи вспоминай, как перед исповедью.
— Какие там грехи! Времени у меня позарез. — Владимир Кузьмич провел пальцем по горлу.
— Ишь ты, младенец! — Климов поднял густые темные брови и насмешливо покосился на Владимира Кузьмича. — Наш брат председатель с ног до головы в грехах, как шелудивый пес в репьях, только каяться поспевай.
— Ты скажи, закончил сев? — перебил Ламаш.
— Нынче кукурузу и просо досеваю. Вечером рапорт по всей форме представлю. — Климов с довольным видом провел щепотью по верхней губе, словно расправил пышные усы. — Знай наших, опять всех обскакал.