Владимир Кузьмич примостился на широком подоконнике, сверху поглядывая на непрерывное оживленное движение в коридоре. Толпа не рассасывалась по комнатам, а лишь обновлялась: на смену исчезнувшим прибывали новые люди. В обычные дни здесь было тихо и пусто, только одни работники райкома находились в своих кабинетах, если не разъезжались по селам. Но в дни заседаний бюро коридоры и комнаты заполнялись сдержанно-шумливой толпой и всюду становилось тесно. К этим дням горячки, деловой спешки и суеты готовились заранее. Весь аппарат, заведующие отделами, инструкторы были втянуты в круговорот тех событий, которые проходили за дверьми кабинета первого секретаря. Ламашу знакома эта обстановка — более трех лет сам работал заворгом райкома и любил эту атмосферу, она была источником бодрости, чистоты и уверенности.
Что только не приводит людей в стены райкома! Если расспросить каждого посетителя, составится такой запутанный и затейливый калейдоскоп из людских судеб и житейских случаев, фантазии недостанет сочинить подобное. Но, как и всюду, в своем многообразии толпа и здесь разделяется на схожие по различным признакам группы. Тех, кто приходит сюда, чтобы стать членом партии, сразу можно отличить по тому раздумью, волнению, радости и гордости, что отражены на их лицах. Вот, например, тот широкогрудый подбористый парень, с тщательно расчесанными рыжеватыми кудрями, в вышитой украинской рубахе под пиджаком, из чуть коротких рукавов высунулись кисти сильных и добрых рук, видно, рабочий парень. Он старается выглядеть серьезнее и солиднее, но это плохо дается ему. С любопытством озирается он по сторонам, и глаза то затемнятся какой-то затаенной мыслью, то снова просветлеют от волнения. Пусть будет прям твой путь и тверд твой шаг, товарищ!
А как зажигаются зарею чистого торжества лица молодых коммунистов, когда они выходят из кабинета секретаря и, принимая поздравления, жмут руки друзей. Ну, как не понять их счастья, их гордости! Ты ощутил за своей спиной размашистые, могучие крылья, одним взмахом они подняли тебя над землей. Ряды великой армии чуть-чуть раздвинулись, и ты почувствовал рядом тугие плечи и крепкие локти соседей. Тебя впервые назвали товарищем по партии, творящей историю, коммунистом, этим гордым, исполненным глубокого смысла словом, и ныне тебе предстоит жить и бороться вместе с твоими братьями и сестрами, которых стало так много, что людской глаз не в силах охватить их ряды, если бы они сошлись в одно место. Ныне они повсюду — от полюса до полюса, на всех континентах и во всех странах, — и нет на земле уголка, где бы ты не нашел своего собрата по партии, своего соратника. Ты теперь вместе с ними, и надолго, на всю твою жизнь запомнится этот самый счастливый для тебя день.
Хозяевами этих светлых коридоров и комнат чувствуют себя директора заводов и председатели колхозов, руководители учреждений и секретари крупных партийных организаций, видные фигуры района, почтенные люди, упоенные делом своей жизни. Как в родной дом, приходят они сюда. Они знают один другого, часто видятся на разных заседаниях и совещаниях, ревниво взыскательны и к неудачам и к успехам друг друга, и привычка быть на виду не оставляет их и здесь. Иногда они собираются своей компанией у кого-нибудь в домашней обстановке, степенно выпивают и хриплыми, с трещинкой, голосами поют песни своей комсомольской юности: «Распрягайте, хлопцы, коней…» и «Хаз-Булат удалой…»
Отщепенцами бродят те, кого привела сюда запятнанная совесть, погрешения против партии и народа. Они появляются в этих коридорах по вечерам, когда все живое, деятельное, чистое уже прошло, когда свалены с плеч главные заботы. Лица их нахмурены и невеселы, они заранее принимают виноватый и пристыженный вид, напуганные ужасной пустотой, которая образовалась вокруг них. Они держатся в тени, подальше от света, чтоб никто не видел их ничтожности. Растеряв все, что имели, доверие и авторитет, они не могут переступить полосы отчуждения, подойти к тем, кто еще недавно был другом, товарищем, снова стать прежними, какими были до сих пор. Они уже чувствуют презрение и гадливость окружающих, и ничто не может помочь им миновать тот порог, за которым неумолимо ждет сурово выраженная отчужденность товарищей, теперь бывших. Их ждет суд, строгий и беспощадный, суд соратников по партии…