Выбрать главу

   Дима мотался по миру. Он стал классным специалистом. Легко менял компании и проекты -- ехал куда интереснее, и, наверное, где больше платят. Вот это загорелый Дима в Индии, на строительстве электростанции. Тепло, океан рядом. Почти курорт! А это -- Эмираты, нефтезавод. Бедуины, пески и верблюды. Потом вдруг Сибирь. Газопровод. Снега по пояс, замёрзший Дима, укутанный до макушки. Стажировка в США, Техас -- ковбойские сапоги, улыбка в тридцать два белых зуба. Вьетнам, Азербайджан... Михаил Петрович включал компьютер, показывал фотки, и с гордостью сообщал мне о каждом новом Димином перемещении. Сам он просидел всю жизнь на одном месте, и был рад, что сын востребован и посмотрит мир. "Профессионал!" - говорил дед Миша, многозначительно подняв вверх палец. И с хитрецой посматривал на меня. А я глазела на фотки, и подсознательно отмечала -- один, опять один, с коллегой, один...

   Отца Дима навещал редко. Приезжал на пару недель в год. И тогда мы встречались. Он водил меня в ресторан, но странные это были встречи. Дима уже не шутил про мои литературные опыты. Да и опытов больше никаких не было. И вообще не шутил. Дарил "Шанель" или "Кензо" из дьюти фри, какие-нибудь безделушки. В глаза не смотрел. Улыбался принуждённо. Может, стыдился, что я приглядываю за его отцом? Заняла его место? Денег за пригляд он мне, конечно, не предлагал. Да я бы и не взяла. А может, для его смущения была какая-то иная причина... Посидим под тихую музыку, перебрасываясь пустопорожними фразами, такси, поцелуй в щёчку, и... всё. Хоть кричи.

   Сначала я очень ждала и готовилась. Причёска, макияж, каблуки, платье... Потом обижалась. Потом перестала. Да и, собственно, чего это я? Причёска, макияж, каблуки, платье. Но у него своя жизнь. А у меня своя. Я очень быстро сходила замуж, будто хотела в этом удостовериться. Он был брюнет. Наш брак длился от лета до лета. Удостоверилась. И родила Даньку.

   Очередная пятница. Связка бубликов, и мы с Данькой опять на пороге. Звонок старомодно дребезжит за китайской металлической дверью. Ещё и ещё. Длинно. Тишина.

   Может, ушёл? Сумочка, мобильник, номер, который я набирала в последний раз Бог знает, когда... Длинные гудки. Обрыв соединения. Повтор. Нет ответа. Повтор... Спит он что ли? Так крепко?

   Где-то там, в недрах сумочки, ключ: "Возьми, Женя, так, знаешь, на всякий случай... Мало ли... Пусть будет". И вот уже сердце бьётся, и пальцы дрожат. Данька теребит за руку: "Мама, деда Миши нет дома? Он ушёл?" Бублики падают на грязный бетонный пол. И нет у меня сил попасть ключом в замочную скважину. Опять телефон: "Антонина Павловна? Мы здесь. Дед Миша... Михаил Петрович не открывает. Наверное, что-то случилось. Приходите быстрей. Ждём".

   Яростный перезвон мобильника разорвал душное покрывало ночи. Сонная рука беспорядочно заметалась по тумбочке, едва не сбросила телефон на пол, и, наконец, обретшие разум пальцы уцепили продолговатое тело. Дмитрий сел, спустив ноги на пол, и белый свет выхватил из мрака помятое, заспанное лицо:

   - Да! Слушаю! Когда? Как? Хорошо. Жду.

   Дал отбой, включил прикроватную лампу, некоторое время продолжал сидеть неподвижно. Посмотрел на часы - полтретьего ночи. Встал, не зажигая верхнего света прошлёпал голыми ногами в ванную, долго плескал в лицо холодную воду. Затем принялся одеваться.

   Машина пришла минут через двадцать. К этому времени он был готов, и стоял на балконе, вдыхая влажный, не несущий прохлады воздух. Ночная мошкара с отчётливым стуком билась в ртутные лица голубых фонарей. Тишина.

   В кондиционированном салоне "Тойоты", наконец, полностью пробудился. Они ехали быстро по пустым улицам, сходу пролетая мигающие жёлтые глаза светофоров, и терпеливо замирая, если вдруг попадался красный.

   За несколько лет Дмитрий узнал город, привык, и сейчас смотрел одинаково отстранённо на новые блестящие игрушки небоскрёбов центра, чем-то напоминающие театральные декорации, и на серые запылённые тени панельных пятиэтажек, спрятавшихся во тьме периферийных кварталов. Знакомые светящиеся буквы вывесок и реклам складывались в не несущие смысла слова. Кое-где за жёлтым приглушённым светом неспящих окон бодрствовала чужая жизнь.

   Огромное прямоугольное здание на окраине городского массива было темно. Вокруг угадывалось движение, мелькали светлячки фонарей. Турбины, превращавшие газ в электроэнергию для предприятий, молчали.

   Подсвечивая себе путь экранчиком мобильного телефона, поднялся в диспетчерский пункт. Тут тоже темно, светились только компьютерные экраны. Группа людей оживлённо переговаривалась друг с другом. Его ждали. Стряхнул с себя последние остатки сна: Когда? Почему? Что? Вопросы, догадки, версии, предположения, действия. Работа.

   В квартиру вернулся к вечеру. Задёрнул шторы. Отключил телефон, не раздеваясь, упал на постель. И только на следующий день, в обеденный перерыв, просматривая пропущенные звонки и СМС, узнал.

   Рейс через Москву, с пересадкой, по самой дорогой цене. Задержка по погодным условиям. Звонки и ответы, которые ничего не решают. И мысль, бьющая в висок с частотой пульса -- что где-то за тысячи километров на грани жизни и смерти находится последний родной на Земле человек, и нет никаких сил, и недостаточно никаких средств, чтобы помочь, чтобы оказаться рядом. А ту, другую, чужую и страшную, что стояла следом за ней, невозможно впустить в сознание.