Когда он добрался до автовокзала в областном центре, последний автобус ушёл. Небритый таксист на старых "Жигулях" сказал, что съездит помыться и перекусить -- он только что привёз клиента с "межгорода". Что? Спать? Нет, спать он не хочет. Пусть Дмитрий не сомневается -- у него большой опыт. К тому же под рукой всегда баночки с энергетиками.
И они гнали сквозь темноту на громыхающей всеми железными потрохами "семёрке", и Дмитрий, выталкивая слова через силу, развлекал разговором водителя, чтобы тот не уснул.
Утро. Реанимационное отделение районной больницы. Усталые глаза пожилого врача сквозь толстые стёкла очков: "Нет. Не транспортабелен. Спрячьте деньги. Ничего не нужно. Спонсорская помощь? Через кассу. Всё необходимое принесёте потом. Платная палата? Да. Потом будет. И не звоните сюда. Мы сами вам позвоним. В единственном случае".
Утро. Прохлада. Самоварное золото осени. Иди по нему куда хочешь. Знакомые с детства улицы и аллеи. Когда-то близкие и родные. А теперь будто потускневшие открытки из прошлой жизни. Постарели деревья. Их каждый год омолаживают, но, сколько не опиливай, моложе не станут. Обсыпались фасады домов. Их подкрашивают, но нищету и ветхость не скроешь. Город как увядшая женщина, у которой всё в прошлом. Живёт лишь воспоминаниями. Макияж не спасает.
И сколько по городу не ходи, а всё равно прибьёшся к опустевшей квартире. Где снова и снова стучит в висок мысль: "Ну вот вроде успел. Вот теперь вроде рядом. И что? И ничего не изменишь".
Не доходя до дома, свернул к супермаркету, и столкнулся в дверях с высоким пропитым мужиком. Незнакомец дохнул перегаром, Дмитрий отпрянул, и вдруг:
- Пашка?!
Мужчина остановился, переложил из руки в руку двухлитровую бутыль дешёвого пива, повернулся всем телом.
- Пашка! Ты что, не помнишь меня?
- Прости, друг, не помню, -- мужик улыбнулся щербатым ртом.
- Димка я! Вместе у Тагирова ушу занимались. Забыл?!
- А-а-а, Димка, - протянул мужик. - Да, вспоминаю, - замолчал, и, виновато улыбнувшись, добавил:
- Значит, меня ещё можно узнать...
- Конечно! Сам-то как?
- А я вот... видишь... пивка зашёл купить. Будешь?
- Нет. Спасибо. Может, потом... Ты вообще, как живёшь?
- Нормально, - худой и длинный как цапля, Пашка глянул на него сверху вниз, окатив нездешней тоской. - Может, зайдёшь вечерком? Посидим. Адрес помнишь?
Дмитрий кивнул.
- А жена от меня свалила, - продолжал Пашка. - Да и хрен с ней.
Он ещё колебался -- стоило ли идти? Но сидеть, периодически вздрагивая, -- а не позвонит ли тот номер, было невыносимо. Взял бутылку виски, пришёл.
Пашка ждал. Он выглядел лучше, чем утром. Достал из кастрюльки отварную картошку, поставил исходящую паром тарелку на стол, к уже открытой банке с маринованными огурцами, порезанной ломтиками селёдке и горке бородинского хлеба. На принесённую Дмитрием выпивку глянул неодобрительно:
- Убери. Не знаю, где ты этому научился, а у нас, в России, пьют водку.
Заметив сомнение в глазах приятеля, с усмешкой добавил:
- Не боись. Не отравлю. У меня по алкогольной части опыт богатый.
Сначала Дмитрию было неприятно сидеть в грязной, замызганной кухне. Клеёнка на столе липла к рукам, а мутные стопки, кажется, никто никогда не мыл. Но вскоре водка сделала своё дело -- он расслабился. И кухня не казалась такой ужасной, и призрак рокового звонка отступил. Захотелось говорить, изливать душу. И он говорил, понимая, что одновременно и гордится собой, своей жизнью, и почему-то стыдится её. За благополучие, за фантастический, по Пашкиным меркам, заработок, за переезды по миру, за бутылку с иностранной наклейкой.
- Ну а квартиру ты где взял? В Москве?
- Нигде, Паш. Не взял. Незачем мне. Да и вообще... сейчас модно вкладываться в развитие личности - увлечения, путешествия.
- Много где побывал?
- Много. Только всё в основном по работе. На отдых времени не остаётся.
- Нравится то, что делаешь?
Дмитрий помедлил.
- Нравится... наверное. Если до сих пор не бросил.
- А и правильно! Правильно ты живёшь! Мужская энергетика нуждается в постоянном движении! Перемены, активность, творческое начало! - Пашка говорил с жаром, размахивая надкушенным огурцом, и был точь-в-точь прежний. Из тех времён, когда они вместе бегали встречать рассвет, и растягивались до боли, приближаясь к "шпагату". Потом замолчал, обнаружив в руке огурец, закусил, и сказал уже другим тоном: