Ну а потом, когда длинноносых на берегу ставили, то такие же защитные домики и для них возвели. Чтобы дождями фитили не гасило. Эта пара стволов нынче и подходы к заливу прикрывает, и вход в гавань. Остальные-то, как их проверили в действии, так поняли, что теперь для их сохранности служат, чтобы оборонить от неприятельских нападений. А сами они — ключ всему.
Видел, небось, как галеры от их снарядов стали воду принимать, потому что пробивало их навылет. Причём выходное отверстие наверняка ниже ватерлинии, потому что входное низко, а траектория сверху вниз идёт.
— А по фрегатам из них палить пробовали?
— Конечно. Попадания отмечали, причём, как мне кажется, с пробитием борта, а вот что от этого произошло в точности не знаем. Далеко всё-таки, не много и разглядишь. Понимаешь, самих этих стволов два всего. Не могли они сразу по четырнадцати целям работать. Пару бы четырёхорудийных батарей, — Наташка мечтательно закатила глаза.
— Ну так сделают небось ещё те мужики из этого, как сельцо-то звалось где длинный горн в кузне.
— Сёмкин городок. Поеду завтра с утренней лошадью.
— Чем-чем?
— Кондратий большую карету пустил. По расписанию ездит. А встреч ей ещё одна движется. И место, где они разминаются обусловлено заранее. Вот на ней за малую денежку и доберусь. Которая утром отправляется, ту и зовут вот эдак. А ещё вечерняя есть, ночная и дневная. При ней ещё вторая телега следом идет. Ломовая, только с тентом. Вечно полна мешков, и курей с поросями в ней же везут. Ты совсем перестал вокруг поглядывать, друг мой ситный. Совсем закопался в свои бумаги.
***
Заключительный аккорд прозвучал мощно. И состоял он, как и положено, из нескольких внятных нот.
Наталья вернулась вскоре. Довольнёшенка! Мастера в Сёмкином городке уж и не чаяли её дождаться. Они столько приспособлений сделали для сборки этих стволов, что аж два больших сарая уставили громоздкими сооружениями. А царевич полгода не мычит и не телится. Извелись мужики от волнения — столько трудов положили, но ни похвалы, ни брани их не удостоили. А тут приехала девка царская, что слова умные знает, расписала в красках, какие замечательные пушки они изготовили, и попросила делать ещё, только, чтобы не хуже было. А потом у каждого имя спросила, в книжечку записала и денежкой всех одарила.
Еще она с Кондратием потолковала. Кузня эта, как северную дорогу закончили, ему и не особо нужна стала — он её сберегал до времени, поручая гвозди ковать, да скобы. Скрепы для телег и иную мелочь. Так что против того, чтобы пушки делать, возражений нет. Про деньги же вопросу в уплату за труд удивился. Мастера на жаловании, металл казной оплачен, как и иные материалы. Так что дополнительные средства в это вкладывать без надобности. А что почтила умельцев подношением — греха в том нет. Высокая оценка каждому приятна.
Потом брат Никита пожаловал с эскадрой и прямо с порога повелел сразу на три самые лучшие галеры поставить те самые длинные пушки. По две штуки на каждую. Осерчал даже, когда узнал, что всего-то две штуки в наличии имеется, и устроил братцу знатную выволочку. Хорошо хоть без рукоприкладства обошлось. Про то, откуда он столь быстро о них проведал — это понятно. Дьяки приказные отписали, всяк по своему ведомству, а уж Тыртов — точно сразу донесение отправил. В другой раз об их докладах речь подробнее пойдёт.
Удивил он царевича несказанно тем, что привёз богатую казну. И за поставки пороха батюшка сполна выплатил, и на новые пушки не поскупился. Только Наталья взъерепенилась — не дам мастеров подгонять, а то обязательно бестолочь произойдёт, а не артиллерия. И чтобы с посулами заплатить за поспешность никто к ним не подходил, а то она прицелов не даст и толку от тех орудий никакого не выйдет.
Из-за этого у Гриши с братом взрослая ссора получилась, даже по морде друг другу съездили, потому что на защиту суженной он с кулаками пошёл, отчего потом подбитым глазом на мир смотрел. А командор охолонул, да и мириться пришел, отчего у Гриши на следующий день болела голова и постоянно хотелось пить.
А Тыртова царевич Никита возвёл в чин поручика. Негоже прапорщику командовать гарнизоном целого острова. Это событие тоже было достойно отмечено. Однако, тут его младший брат за столом осторожничал и ушел на твёрдых ногах. Да ещё и с коварными мыслями в голове. Он на другой день новым взором прочитал уставы и, пользуясь своим положением воеводы, возвёл Наталью в чин прапорщика от артиллерии вместе с главным крепостным артиллеристом. И дядю Петю — стрелецкого пушкаря — тоже.
Федот потом просветил друга, что это дворянскому званию соответствует из служилого списка и обычно сопровождается присвоением титула — но то уже по царскому указу. А уж что за титул будет и чем из земель пожалуют — это заранее не скажешь. Впрочем, могут и не пожаловать никаким поместьем, только дворянского достоинства сей факт не отменяет. А только звать подругу иначе как Ваше Благородие уже нельзя и дьяк людского приказу об этом в столицу донесёт. Вот и появится дворянка Чертознаева в книге знатных людей.
Понятно, что у княжны Берестовской, на одну служанку стало меньше. Наталья теперь носила пятнистую форму, в которую крепостные артиллеристы переодевались по мере износа старой. Носила знаки различия и полагающийся тесак у левого бедра. Флотские офицеры, кстати, не ворчали по этому поводу и держались с нею галантно тем более, что изготовлением и монтажом орудийных башен на галерах она руководила толково. Из лучшей лиственницы их строили, так, чтобы сами они катались по чугунным ядрам, положенным в кольцевой жёлоб. На береговой батарее многие приёмы установки длинноствольных пушек были отработаны под её надзором, пока Гриша в бумагах копался.
Глава 17. Люди и бумаги
Приходится вернуться снова в лето второе от получения Григорием Вельяминовым власти над островом Ендрик. Это, когда он в растрепанных чувствах вернулся из поездки на север, начавшейся столь замечательно, а потом навеявшей великую печаль.
Сначала, проехав по строящейся вдоль северного берега брусовой дороге и поглядев на окружающие её места хозяйским глазом, он понял, что решение о постройке здесь благоустроенного пути было им принято ошибочно. Не живёт в землях, через которые она прокладывается, достаточного количества людей, чтобы так тратиться в столь непростой момент — война ведь идёт.
Позднее, продолжив путешествие по западной окраине острова, он обнаружил там множество деревенек, где селились беглые крестьяне. Ну, не то чтобы они и вправду сбежали — просто съехали из тех мест, где казна или бояре обкладывают их оброком или обязывают повинностями. А ещё выяснилось, что солдаты из крепости, ходящие в этих краях патрулями, не доносят об этих весях, зато пользуются гостеприимством их обитателей и даже торговлишку с ними ведут помаленьку, да так, что с этого никакие отчисления в казну не поступают. Такой вот вскрылся заговор молчания.
Первая мысль была — наказать, описать, обложить сборами и стребовать недоимки за прошлые годы. Ведь это справедливо. Но в голове защёлкали невидимыми костяшками счёты и воображение нарисовало пустые амбары и взявшихся за вилы мужиков, за которыми казаки и стрельцы гоняются по всему заповедному лесу. Нет уж, бунтовщики ему и вправду не нужны. Остыл Гриша и опечалился. Надо было как-то хитрее поступить, а вот как?
Так и бродил он, сам не зная о чём думать, по терему и подворью, пока не окликнул его князь Федот.
— Гриш! Евлампий пришёл, тайницкого приказа дьяк. Просит принять для разговору без видаков.
— Проведи его за конюшню. Там лавки и стол в тени поставлены. А я вас ждать стану.
С дьяком этим раньше ни о чём царевич не разговаривал. Он в приказной избе сиживал и бумаги писал да читал, он надобности в нём не возникало, вот и случая словом перекинуться не выпало.
Одет был гость неприметно. Сапоги ношеные, но крепкие, штаны серой крашеной ткани, не скажешь сразу мануфактура это или домоткань. Рубаха льняная, белая, навыпуск, перехваченная витым пояском. По летнему жаркому времени, ни камзола, ни даже безрукавки на нём нет. Шапка — колпак с отворотами, да сума через плечо доброй работы из телячьей кожи. В таких обычно бумаги носят, да перья с чернильницами. Понятное дело писари и приказные, да приказчики купеческие. По ним обычно грамотея и отличают от всех прочих. Годков мужчине немного, однако далеко не юнец. Четвёртый десяток, пожалуй.