– А что вы хотите узнать? – Володька не испугался, несмотря на грозный вид незнакомого дядьки. Илья Николаевич явно был сотрудником КГБ. И сейчас просто давил на психику, пытаясь вот так, нахрапом «раскачать» Володьку на признания. Только в чем?
– Ну, что-нибудь более приближенное к жизни, – ответил Илья Николаевич.
– Можно я подумаю немного? – попросил Володька.
– Можно, – дернул плечом мужчина в костюме, – только недолго.
Владимир напряг память, но ничего, сколько-нибудь связного на ум не приходило. Мысли путались, воспоминания отражались тусклыми отрывками. Он мотнул головой, пытаясь сосредоточиться и просмотреть этот год хотя бы по месяцам.
– Чего головой машешь? – ехидно спросил гэбист. – Пудришь мозг людям.
Внезапно, будто озарение в Володькиной голове всплыли картинки из прошлого. Четко, ясно. С действием и лицами – как на экране телевизора.
– Знаете, – ответил Володька, – в Польше хреново. Народ там бунтует. В декабре Рейган введет экономические санкции против СССР. А у нас итак падение социальных показателей из-за роста масштабов производства. Осенью наш генсек поднимет вопрос продовольственной программы. Но его никто слушать не будет. А еще мы в хоккей Кубок Канады выиграем – в первый и последний раз.
Илья Николаевич дернулся. А Володька осмелел, чувствуя, что попал в самую точку.
– Вы, верно, из КГБ, – продолжил он. – Какой-нибудь зам начальника отдела в должности подполковника, или полковника.
– А может, майор, – усмехнулся гэбист.
– Нет, – твердо мотнул головой Володька. – Для майора вы слишком пожилой. И явно желаете занять место своего начальника. Только зря. Сейчас не время.
– Это почему? – искренне удивился Илья Николаевич.
– Потому что, через пару лет начнется такая чехарда, – Володька махнул рукой. – Брежнев, Андропов, Черненко… и потом Горбачев. Все будет меняться. И несколько раз. В том числе КГБ. Ждать надо. И в мутной воде ловить рыбок.
Илья Николаевич склонил голову.
– Складно говоришь, – тихо сказал он. – Значит, Рейган санкции введет? И когда?
– В декабре, – ответил Володька. – Кстати, в следующем году чемпионом мира по футболу станет Италия. Ну, это так, если вы интересуетесь.
Гэбист задумался.
– Ты вот что, парень, – сказал он твердо. – Затихни. И не высовывайся. Я за тобой пригляжу пока. И подумаю, что с тобой делать.
Владимир пристально посмотрел в его глаза. Непроизвольно. Пытаясь понять, что задумал этот седовласый строгий служака. В его сознании замелькали кадры, как в кино – Илья Николаевич в форме подполковника, его жена – невзрачная крашеная блондинка; его распутная дочь, которую в «Плешке» имели все кому не лень. Его начальник – старый маразматик в чине генерал-майора, цепляющийся за свое кресло, как растопыренный краб за гнилую деревяшку, его коллега – стремящийся занять кресло начальника и собравший компромат на подполковника. Его сын – десятиклассник, которого Илья Николаевич пропихивал в МГИМО, и который тайком от всех читал иностранные журналы по компьютерной технике.
Владимир наклонился. Гэбист отшатнулся от его взгляда, будто увидел что-то страшное и непонятное.
– Это ты послушай, подполковник, – прошептал Володька. – Жену летом отправь в пансионат на море. Дочь свою своди в больницу, иначе она всю «Плешку» заразит. Второму заместителю твоего генерала не мешай. Пусть в кресло усядется. Он все равно тупой – долго не просидит, а ты будешь, как за стеной. Компромат на тебя у него в нижнем левом ящике стола. Там – пленка и фотки, где ты с агентурой в гостинице развлекаешься. Сына в МГИМО не пихай, у него другое предназначение. Секретарь генерала – ценный кадр, и к тебе не равнодушна. Умна и красива. И глупостей не наделай. Еще пригодишься мне.
Илья Николаевич побледнел, рванул узел галстука на своей шее.
– Сегодня вечером, – продолжал Володька, – в гостиницу «Россия» поселится француз. Это связной ЦРУ. Так, мелкая сошка. Но, в Ливане подхватил какую-то заразу в легкие. Спрей с лекарством у него в кейсе. Пошлешь к нему своего агента под кодовым именем «цветочек». Хм, а ты романтик, подполковник! Она должна взять только спрей, и больше ничего. Утром придешь к нему. У него будут такие боли, что он полезет на стенку. За лекарство любую бумажку подпишет.