Из внутренней половины двора вышел Мирза-Каримбай.
— Всем ли довольны? Не скучаете ли? — любезно обратился он к гостям, присаживаясь на супу.
Из уважения к старику гости сделали попытку подобрать ноги и сесть, как того требовало приличие.
— Располагайтесь, располагайтесь свободно, как вам удобнее, — запротестовал бай. — В летнюю пору посидеть вольно за городом — самый лучший отдых…
Беседа расстроилась: анекдоты о скупом бае были исчерпаны, а говорить при старом человеке о женщинах было неприлично.
Султанбек, посапывая, начал дремать.
— Мулла Абдушукур, — обратился к одному из гостей Мирза-Каримбай, — расскажите, какие новости на свете. Давно не приходилось беседовать с вами.
Абдушукур — худощавый человек лет тридцати пяти, в очках, с сухощавым смуглым лицом и впалыми висками, с небольшими усами, настолько старательно закрученными, что тоненькие стрелки их чуть не касались ноздрей. Одет он по последней моде — в короткий камзол. Среди гостей Абдушукур был единственным, о ком можно было сказать: «В кошельке у него медный пятак, зато он поговорить мастак».
В предместье Ташкента Аския у отца Абдушукура был клочок земли. На этом клочке они всей семьей выращивали помидоры, редиску, лук, капусту, морковь. Старания главы семьи были направлены на то, чтобы доставить свой товар на рынок по возможности раньше и продать его подороже. Абдушукур некоторое время помогал отцу, но впоследствии избрал себе другой путь. По окончании начальной духовной школы он перешел в медресе и поселился в одной из предназначенных для студентов каморок. Постоянно нуждаясь, он проучился четыре года. Потом влечение к духовным наукам у него остыло, карьера имама[20] перестала его прельщать, и он, не закончив учения, ушел из медресе.
Мечта выехать для продолжения образования в Стамбул или Египет не была осуществлена из-за недостатка средств, и Абдушукур некоторое время оставался без дела. Потом с помощью своего дяди, слывшего «деловым человеком», он поступил писцом к одному баю и выехал с ним в город Токмак. Там перешел на службу к татарскому купцу и уехал в Казань. За три года жизни в Казани Абдушукур завел знакомства среди татарских купцов, дружил с купеческой молодежью, приобрел привычку читать газеты и журналы. Возвратившись в Ташкент, он стал выдавать себя за одного из «просвещенных» и «прогрессивно мыслящих» мусульман, высказывался за открытие так называемых новометодных школ. Полагая, что этим способствует «пробуждению нации», сочинял бесцветные, неглубокие по мысли и корявые по форме риторические стихи. Татарских религиозных деятелей Мусу Богиева и Ризаитдина Фахритдинова он считал великими учеными, а перед турецким литератором Ахмедом Мидхатом преклонялся и считал его гением и светочем знаний. Читать по-русски Абдушукур не умел, но объяснялся довольно бойко. Этому он научился еще в ту пору, когда вместе с отцом ходил в «новый город» продавать зелень.
Одни называли Абдушукура «законником» — адвокатом, другие «безбожником». В настоящее время он был приказчиком, другом и советчиком Джамалбая. В гости он приехал вместе со своим хозяином на пролетке.
Абдушукур вынул из нарядной коробки с надписью «Роза» папиросу, но, прежде чем закурить, постарался удовлетворить любопытство Мирзы-Каримбая:
— Таксыр[21]! На свете много интересного. Обо всем, что происходит в мире, ежедневно сообщают газеты.
Путая последние известия со старыми, Абдушукур сообщил несколько интересных, на его взгляд, фактов. Когда он заговорил о войне на Балканах, Мирза-Каримбай, любивший слушать рассказы о войнах и сражениях, сейчас же перебил его:
— Какое царство с каким воевало?
Абдушукур в душе пожалел этого богатого мусульманина, ничего не знающего о таком важном событии, однако не подал виду и терпеливо рассказал, какие государства воевали и каков был конец войны.
— Царство Булгарское и еще как… Юнан[22], говорите? Какие трудные названия! — заметил один купец.
Абдушукур продолжал:
— Халиф всего мусульманского мира, его святейшество султан Турции оказался одиноким в этой войне, войска их святейшества потерпели жестокое поражение. Эти поистине трагические события, уронившие престиж ислама, произошли только вследствие разобщенности мусульман и отсутствия согласия между ними. Если мы, мусульмане, не высвободимся из тины невежества, не встанем на путь прогресса, не укрепим взаимного согласия, то в ближайшее время христиане доберутся и до наших святых мест. Они не остановятся даже перед тем, чтобы взять под обстрел из своих пушек святыни Мекки и Медины.