Перед тем как уйти, Нури протянула Юлчи узелок.
— Что это?
— Пустяк. Новую рубаху принесла вам. Денег надо, Юлчи-ака? Говорите, не стесняйтесь!
Юлчи бросил узелок к ногам девушки. Он тяжело дышал.
— Унесите… Мне ничего не нужно. Ни рубахи, ни денег! Заработаю своими руками… Сейчас же возьмите, сестра!
— Я же для вас старалась. Тайно попросила одну соседку сшить. Спрячьте куда-нибудь. Поедете на главный участок, там оденете. Не обижайте меня, Юлчи-ака. Возьмите…
Нури мигом добежала до калитки, осторожно проскользнула во внутренний двор, на цыпочках взошла на терраску.
Старуха спала.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Запоздавшая зима наверстывала упущенное. Снега еще не было, но холод крепчал с каждым днем: по утрам крыши и оголенные ветви деревьев белели пушистым инеем.
Семья Мирзы-Каримбая давно перебралась в город.
Небольшая по площади внешняя мужская часть двора городских владений бая со всех четырех сторон окружена постройками: всякого рода службами, айванами, навесами. Сюда же выходили украшенные искусной резьбой высокие сводчатые двери и большие, со стеклами в целый лист, окна дома, на водосточных трубах которого гордо красовались жестяные петушки: это покои для гостей.
В одном из покоев, богато отделанном внутри красками и лепными украшениями, обычно отдыхал, возвращаясь из магазина, сам Мирза-Каримбай. По заведенному им порядку, с сыновьями, невестками и внучатами он встречался только за общим столом, да и то когда не было гостей.
Сегодня Мирза-Каримбай возвратился с базара рано. Отбыв послеполуденную молитву в «Женской мечети» на Иски-Джува, он сразу же направился домой и теперь сидел на шелковых одеялах, протянув ноги к теплому сандалу.
Прикинув раза два на счетах засевшие в голове цифры торгового оборота по магазину, бай надел очки и принялся перелистывать старинное собрание нравоучительных рассказов «Четыре дервиша». (Мирза-Каримбай был не прочь почитать на досуге и порой брался за «Мудрые изречения» Ахмада Яссави[51].) Но не успел он просмотреть и несколько страничек, как в комнату вошел Хаким-байбача, вернувшийся из деловой поездки в Фергану.
Байбача почтительно поздоровался с отцом, затем аккуратно отвернул полы суконного халата и присел к сандалу.
Мирза-Каримбай закрыл книгу: дело прежде всего!
— Вернулся? Так скоро?
— Приехал я еще утром. Задержался в банке.
Байбача рассказал, что ему удалось купить несколько тысяч пудов первосортного хлопка по цене второго и частью даже третьего сорта: что им, кроме того, оставлены деньги на покупку еще восьми тысяч пудов. Затем передал отцу приветы от его друзей — кокандских баев и деловых людей.
Расспросив до мелочей о подробностях поездки, бай остался доволен делами сына.
— Это называется удачей! Насчет своих закупок ни слова никому не говори. На свете нет дела более тонкого, чем торговое дело. Отец-покойник мелочную лавку имел, а и то, бывало, сколько за день морковки, луку продаст, никому, даже в семье, не скажет. — Мирза-Каримбай взглянул на сына и дробно рассмеялся: — Хе-хе-хе…
— Отец, нам теперь хлопковый завод бы построить! — чуть подавшись к сандалу, заговорил Хаким-байбача. — Раз я стал хлопко-виком, без завода никак нельзя. В Коканде, в номерах, я познакомился с одним русским инженером. Советовался с ним. И теперь, если бы вы дали свое согласие, лучше и быть не могло.
Мирза-Каримбай откашлялся, согласно кивнул головой:
— Это дело хорошее. И я, пожалуй, раньше тебя о нем думал! Только надо малость потерпеть. — Бай помолчал и, глядя прямо в глаза сыну, хитро усмехнулся. — Может статься, нам не нужно будет и утруждать себя постройкой. Может, мы готовый, на полном ходу завод к рукам приберем. И очень задешево приберем!
— Эх, вот это было бы дело! — Хаким-байбача облизнул сразу пересохшие губы.
Мирза-Каримбай продолжал:
— Только ты все, что я сказал, держи про себя. Хлопковый рынок — это, к примеру, все равно что река в разлив. Бросаться так, вдруг — не годится. Надо сначала разведать глубокие и мелкие места. Вижу я: многие в этой реке идут ко дну, иные, угодив в водоворот, соломинкой мечутся, протягивают руки, вытащить просят. А какой же храбрец расщедрится их выручать! Эх-хе… Я ведь член правления банка, сын мой, и секреты хлопковиков мне все известны.
— Тонет, отец, мелкота. А у кого мошна потолще и спина покрепче, у тех дела чем дальше, тем выше взмывают.
Мирза-Каримбай рассмеялся:
— Отец у тебя есть, потому и хребет твой крепок и силен.