Синтия Хэнд
Священная
Для моей мамы Кэрол
И люди стали множиться на земле, и родились у них дочери. И сыны божьи увидели дочерей человеческих и красоту их. И брали они их себе в жены по своему выбору.
Cynthia Hand
HALLOWED
Copyright © 2012 by Cynthia Hand
Published by arrangement with HarperCollins Children’s Books, a division of HarperCollins Publishers
© О. Норицына, перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Пролог
Меня охватывает невероятная печаль. Непередаваемая по силе скорбь, которая заглушает все остальные чувства и давит на меня, пока я шагаю во сне по высокой траве. Я бреду среди сосен вверх по пологому склону. Но это не тот холм, что являлся объятым пламенем в моих видениях. Я вообще его раньше не видела. Это какое-то новое место. Над моей головой ясное, безоблачное голубое небо. Светит солнце, и поют птицы, а теплый ветерок играет с кронами деревьев.
Чернокрылый, должно быть, где-то рядом, совсем рядом, если верить этой свирепой скорби. Я оглядываюсь по сторонам и замечаю рядом с собой брата. На нем черный костюм, темно-серая рубашка на пуговицах, блестящие туфли и галстук в серебристую полоску. Он смотрит прямо перед собой, а его челюсти сжаты от переполняющей его решимости, или гнева, или чего-то еще, что мне не удается распознать.
– Джеффри, – бормочу я.
– Давай поскорее покончим с этим, – не поворачиваясь ко мне, говорит он.
Хотелось бы мне знать, что он имеет в виду.
Вдруг кто-то берет меня за руку. И это невероятно знакомое прикосновение. Как и теплые, тонкие мужские пальцы, сжимающие мои. «Словно руки хирурга», – подумала я однажды. Это Кристиан. У меня перехватывает дыхание. Я не должна позволять ему держать меня за руку, особенно после произошедшего. Но я не отстраняюсь. А вместо этого скольжу взглядом по рукаву его костюма вверх, пока не встречаюсь с его серьезными, зелеными с золотыми крапинками глазами. И на мгновение печаль ослабевает.
А еще через миг в голове раздается его голос: «Ты справишься».
1
В поисках Мидаса
«Блюбелл» Такера больше не голубой. Огонь окрасил «Шевроле» тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в черные, серые и ржаво-оранжевые тона. От жара потрескались стекла, шины сгорели, а салон превратился в тошнотворную массу из коричневой обивки, расплавившейся черной приборной панели и металлического каркаса сиденья. Глядя на него сейчас, трудно поверить, что еще несколько недель назад больше всего на свете мне нравилось кататься на этом старом пикапе с опущенными стеклами. Высунув руку в окно, я наслаждалась бьющим в ладонь ветром и время от времени поглядывала на сидевшего рядом Такера, потому что мне нравилось на него смотреть. И именно на этих обшарпанных, потертых сиденьях «Блюбелла» все и произошло. Именно здесь я влюбилась.
А теперь он сгорел.
Такер с печалью в глазах смотрит на то, что осталось от его пикапа, положив одну руку на капот, словно прощаясь с ним в последний раз. А я сжимаю его вторую руку. С тех пор как мы приехали сюда, он практически не говорил. Всю вторую половину дня мы бродили по выжженному лесу в поисках Мидаса, коня Такера. Если честно, мне не особо понравилась идея отправиться сюда снова, но, когда Такер попросил меня отвезти его, я согласилась. Ведь понимаю – он любил Мидаса не только потому, что выиграл с ним множество родео. Но и потому, что находился рядом, когда тот родился, видел, как конь делает свои первые неуверенные шаги, растил и тренировал его, объездил с ним практически все лошадиные тропы в округе Титон. Неудивительно, что Такер хочет знать, что с ним произошло. Хочет покончить с этим.
И я понимаю его чувства.
Во время поисков мы наткнулись на большую тушу лося, сгоревшую практически дотла, и на одно ужасное мгновение, пока я не разглядела рога, мне показалось, что это Мидас. Вот только больше мы ничего не нашли.
– Прости меня, Такер, – говорю я.
Да, я знаю, что не смогла бы спасти Мидаса: не в моих силах было унести и Такера, и здоровенного коня из горящего леса, но все равно чувствую себя виноватой.
Сжав мою руку, он поворачивается ко мне, и на его лице появляется намек на ямочку.
– Не извиняйся, – просит он.
Я обнимаю Такера за шею, и он прижимает меня к себе.
– Это мне следует извиняться за то, что притащил тебя сюда сегодня. Эта атмосфера угнетает. А мы должны как минимум праздновать. В конце концов, ты спасла мне жизнь. – Он улыбается мне, и на этот раз его улыбка полна искренности, тепла, любви и всего того, о чем я могла лишь мечтать.