Встреча с Консулом оказалась благотворна для меня, хотя и вызвала некоторые затруднения в повседневной жизни. Человек этот жил в собственном мире, следуя своему особому ритму. У него были свои привычки, некоторые странности, он соблюдал некий ритуал, который со стороны мог выглядеть смешным и нелепым. Все это находило поддержку у его сестры, осуществлявшей таким образом свою власть. Я не знала, как мне быть. Поступив на службу в общем-то случайно, я не представляла себе, какой будет на деле моя работа. Сидящая неопределенно обрисовала мне круг моих обязанностей. А сам Консул ничего не говорил. Я всегда была на месте, вроде бы и не совсем в его распоряжении и все-таки готовая выполнить любое указание. Конечно, всегда лучше знать, что тебя ждет. А тут - полнейший туман, но мне, как ни странно, нравилось это! Не могу не вспомнить об одной сцене, когда все трое мы и вправду очутились в тумане.
Однажды вечером, после ужина, Консул обратился к сестре властным тоном:
— Завтра ты велишь вымыть хаммам. Я решил: мы пойдем туда мыться втроем!
— Это невозможно!
— Да нет, почему же, вполне возможно; завтра хаммам будет наш. И пойдем все мы: ты, наша гостья и я…
— Но…
— Бояться тут нечего. Я все равно не увижу вас…
Я помалкивала, хотя и чувствовала, что Сидящая рассчитывает на мою помощь, чтобы сорвать этот план. А я не просто помалкивала, я даже радовалась, мне было любопытно, как это мы будем мыться всем семейством.
— Хорошо, — согласилась сестра. — Последние клиенты уходят около девяти часов. Вы придете к десяти.
Она встала и ушла к себе в комнату. Консул остался доволен, хотя и беспокоился немного:
— Не люблю, когда сестра сердится. Она, верно, вообразила, что я затеваю это против нее. Время от времени у меня появляются странные мысли. Такой уж у меня способ снимать нервное напряжение. Да, я забыл спросить ваше мнение. Вы не против…
— Завтра видно будет!
— Говорю вам это, потому что вы женщина, даже более того, я чувствую, что вы очень женственны… и очутиться в полутьме, среди паров, вместе с мужчиной…
— Вы правы. Я не хочу, чтобы ваша сестра думала, будто это что-то вроде заговора против нее, будто я сама подсказала вам эту мысль…
Уговор
Только основной зал хаммама освещается немного; в двух других всегда царит сумрак. Тот самый сумрак, в котором даже при хорошем зрении трудно отличить белую нитку от черной. Если бы душевная двойственность могла выражаться в свете, то более точного соответствия не найти. Пар скрывает обнаженные тела. Влага, серыми капельками струящаяся по стенам, впитывает в себя нескончаемые разглагольствования, которые на протяжении долгого времени здесь ведутся. Нас ожидал опустевший, чистый хаммам. Сидящая, как истинная хозяйка здешних мест, вошла первой, взяв за руку Консула. Я молча следовала за ними. Мне вспомнилось мое первое появление здесь два месяца назад, когда я едва успела помыться, подгоняемая Сидящей, собиравшейся закрывать, и терзаемая двумя ведьмами, желавшими заполучить мою шкуру. Шла я медленно, внимательно разглядывая стены. В самом дальнем и самом темном зале мне явился призрак — подвешенное к потолку девичье тело. Но по мере того, как я приближалась, тело старилось, и вдруг я очутилась лицом к лицу с моей матерью; зубов у нее не было, а волосы клочьями падали на лицо. Я попятилась и оказалась в среднем зале, где находились Консул и его сестра. Я почему-то была уверена, что мои воспоминания питаются кровью мертвецов, подмешивая ее к моей собственной. Такое смешение и вызывало у меня галлюцинации: верно, мне мерещилось, что иссохшие тела требуют назад свою кровь. Я решила никому не говорить об этом. История со смешанной кровью не давала мне покоя с той самой минуты, как умер отец. Меж тем время мало-помалу делало свое дело. И постепенно я забывала и живых и мертвых. Ну а баня, разумеется, вполне подходящее место для всяких видений. По ночам туда являются призраки и ведут свои тайные беседы. Рано утром, когда открывают двери, там всегда пахнет смертью, а на полу валяется скорлупа арахиса. Ведь каждому известно, что призраки за разговором любят поесть. Однако то, что я увидела, войдя в средний зал, вовсе не было видением: сестра с полотенцем вокруг талии восседала на Консуле, лежавшем на животе. Она массировала его, растирая все тело и сопровождая свои движения негромкими вскриками; то не были стоны восторженного блаженства, и все-таки они наводили на мысль о тихих поцелуях. Забавно было видеть их в таком положении да еще слышать, как Консул приговаривает: «Аллах! Аллах!», словно в те минуты, когда я мыла ему ноги. Легкого хлопка по спине было довольно, чтобы Консул повернулся. Высокий и стройный, он утопал в тяжелом, ожиревшем теле Сидящей. Оба несомненно находили в этом определенное удовольствие. Предоставив их самим себе, я уединилась в ближнем от входа зале, где было прохладно. Повязав вокруг талии достаточно широкое полотенце, я начала мыть голову, как вдруг предо мной, потешная в своей наготе, предстала Сидящая и приказала присоединиться к ним.
— Чего тебе прятаться? Все, что есть у тебя, есть и у меня тоже, а брат мой ничего не видит. Так что успокойся и приходи к нам.
Я решила, что это распоряжение Консула. Ополоснув волосы, я пошла к ним. Они сидели, раздвинув ноги, и ели крутые яйца с красными оливками. Таков был обычай. Сидящая протянула мне яйцо. Оно оказалось не доварено. Желток вытек мне на руки. К горлу подступила тошнота. На мгновение мне показалось, будто я стала игрушкой в руках дьявольской пары. Ощущение это еще более усилилось, когда Сидящая попросила меня намылить ей спину. Консул беззвучно посмеивался. Трудно было смотреть без смеха на ее голый зад. У меня было такое чувство, будто я мою омертвелую тушу. Сидящая вскоре заснула и начала похрапывать. Консул коснулся рукой моей левой груди. Но тут же извинился. Оказывается, он хотел тронуть меня за плечо. Он попросил не будить сестру. Его стройное тело было прикрыто полотенцем. Я держалась в отдалении. Он догадался об этом по моему голосу. С поразительной точностью он умел определять расстояния по звуку. Он сказал, что счастлив тем, что находится вместе со мной в хаммаме. А я сказала, что меня тошнит от яйца. Я встала и поспешила в дальний угол, где меня вырвало. Атмосфера полумрака и влажных паров, да к тому же еще присутствие двух женщин — все это, видимо, возбудило Консула. Тут-то я и узнала, что у слепых не бывает галлюцинаций, возникающих на основе зрительных образов, их может вызвать запах, какие-то конкретные ситуации, созданные порою преднамеренно. Консул удалился в темный угол и повернулся лицом к стене. Я понимала, что если позволю ему прикоснуться ко мне, то он потеряет власть над собой. Едва слышным голосом он попросил меня намылить ему спину. У меня не было ни малейшего желания делать это. Стоило мне взглянуть на распростертую посреди хаммама Сидящую, и к горлу снова подкатывала тошнота. Наскоро помывшись, я вышла в зал, предназначенный для отдыха. Я так устала, что сразу же заснула.
Во сне ли это происходило или в хаммаме? Не знаю, только я вдруг услыхала томные вздохи, потом хриплые стоны. И увидела — вернее, думаю, что увидела, — свернувшегося на руках сестры Консула. Она давала ему грудь. И он сосал ее, как ребенок. Я так и не поняла, кто из них двоих стонал от удовольствия. Сцена эта длилась довольно долго. Я наблюдала за ними, но они не могли меня видеть. Неужели это возможно? Такой тонкий, такой умный мужчина — и вдруг впал в детство на руках этой женщины! Пока он сосал грудь, она массировала ему ноги. Должно быть, столь странным способом они удовлетворяли свои потребности.