Потом взгляд юного Ингри остановился на волках – прекрасных и опасных, и отвести от них глаза он больше не мог. Седой охотник, присматривавший за животными, должен был умереть от бешенства за три дня до отца Ингри.
Старый волк был огромен и силен, и веревки приводили его в ярость. Под густым серым мехом перекатывались могучие мышцы; на шкуре виднелись старые шрамы и новые порезы, так что мех покрывали пятна свежей крови. Зверь рвался с привязи и скулил. Его мучила болезнь, хотя тогда этого еще никто не знал. Через несколько дней из пасти волка должна была хлынуть пена, открыв страшную истину, но сейчас волк просто пытался вылизываться, чему мешали кожаные ремни, стягивавшие его пасть. Волк глухо рычал.
Молодой волк, только что достигший зрелости, пятился от своего старшего товарища, явно испытывая страх; его когти отчаянно скребли по камням пола. Егерь считал это проявлением трусости, но потом Ингри пришел к заключению, что зверь знал о заразе. В остальном же его поведение было поразительно покладистым: молодой волк вел себя, как хорошо выдрессированная собака. Волк сразу обратил внимание на Ингри, потянулся к нему, принялся принюхиваться, проявляя несомненное обожание. Ингри влюбился в него с первого взгляда; ему ужасно захотелось погладить темный с металлическим отливом удивительно густой мех.
Волшебник велел Ингри и его отцу раздеться до пояса и встать на колени на холодном полу на расстоянии нескольких шагов, лицом друг к другу. Он пропел несколько фраз на древнем языке Вилда, старательно выговаривая слова и постоянно заглядывая в мятую бумажку, засунутую за пояс. Заклинание казалось Ингри почти понятным, но смысл его все время мучительно ускользал…
По знаку Камрила старый егерь подтащил большего волка к лорду Ингалефу; при этом он выпустил из рук поводок молодого зверя, и тот сразу же подполз к Ингри. Ингри прижал его к себе; волк извернулся и лизнул его в лицо. Руки мальчика зарылись в густой мех, лаская зверя, который с тихим радостным повизгиванием принялся вылизывать его ухо. Шершавый язык щекотал кожу, и Ингри с трудом сдерживал неподобающий смех.
Пробормотав что-то над клинком, Камрил вложил жертвенный нож в руку лорда Ингалефа, потом поспешно отскочил: старый волк щелкнул на него зубами. Лорд Ингалеф теснее обхватил начавшего вырываться зверя. При попытке запрокинуть голову волка ремни на морде соскользнули, и страшные клыки вонзились в левую руку лорда Ингалефа; волк затряс головой, терзая плоть. Выдохнув проклятие, лорд Ингалеф сумел навалиться на волка и своим сильным телом прижать к полу. Блеснул клинок, рассекая шкуру и мышцы. Хлынула алая кровь. Рычание смолкло, челюсти разжались, мохнатое тело безвольно обмякло и осталось неподвижным.
Лорд Ингалеф выпрямился, отшвырнув от себя нож и тело волка. Клинок зазвенел по камням пола.
– Ох… – выдохнул лорд Ингалеф; выражение его широко раскрытых глаз было загадочным. – Сработало! Как… как странно это ощущается…
Камрил бросил на него встревоженный взгляд, а егерь поспешил наложить повязку на искалеченную руку.
– Милорд, не следует ли… – начал Камрил.
Лорд Ингалеф резко мотнул головой и здоровой рукой показал на Ингри.
– Сработало! Продолжайте!
Волшебник взял второй нож, сверкающий недавно наточенным лезвием, с подушки, на которой он лежал, и снова начал что-то бормотать, потом вложил нож в руку Ингри и отступил в сторону.
Ингри неохотно стиснул рукоять, глядя в блестящие глаза своего волка.
«Я не хочу тебя убивать, ты слишком красив. Я хочу, чтобы ты остался со мной».
Могучие челюсти распахнулись, Ингри увидел сверкающие белые клыки, и сердце мальчика замерло; однако волк только лизнул его руку. Холодный черный нос ткнулся в сжимающий нож кулак, и Ингри сморгнул слезы. Волк уселся прямо перед Ингри и запрокинул голову, глядя в лицо своего убийцы с полным доверием.
Нельзя опозориться, нельзя причинить ненужные страдания, снова и снова нанося удары… Рука Ингри скользнула по шее волка, нащупывая твердые мускулы и мягкое биение артерии. Зал погрузился в серебристый туман. Ингри размахнулся, ударил, рванул нож изо всех сил. Он ощутил, как плоть подалась и горячая кровь хлынула из раны, окропляя густой мех. Тело волка в его объятиях обмякло.
Темная волна затопила рассудок Ингри, как поток крови. Волк проживал одну жизнь за другой, охотился, выслеживал добычу… замки и битвы, конюшни и скакуны, сталь и пламя… охота за охотой, добыча за добычей, но всегда вместе с людьми, а не с волчьей стаей; память уходила все глубже, туда, где еще не было огня, а заснеженные леса, освещенные луной, тянулись бесконечно. Много, слишком много лет… глаза Ингри закатились.
Испуганные крики, голос отца: «Что-то пошло не так! Проклятие, Камрил, держите его!»
– У него судороги, он прикусил язык, милорд…
Потом он оказался в другом месте, в другом времени, и его волк был связан… нет, связан был он сам, и красный шелковый шнур шелестел, прорастая сквозь него, как лоза. Его волк рвал красные щупальца клыками, но побеги снова вырастали с пугающей быстротой. Они опутали голову Ингри, мучительно сжали ее…
Кошмар наполнили незнакомые голоса. Волк убежал. Воспоминание о сновидении поблекли и утекли, как вода.
– Да он не может спать – глаза полуоткрыты, видите?
– Нет, не нужно его будить! Я знаю, что полагается делать в таких случаях: отвести обратно и уложить, иначе начнутся судороги или еще что-нибудь.
– Тогда я не стану его трогать – у него же в руке меч!
– А как иначе его отведешь?
– Принеси еще свечу, женщина! Ох, да будут благословенны пять богов – вот его собственный человек!
Молчание, потом неуверенное:
– Лорд Ингри… лорд Ингри…
Пламя свечи раздвоилось, заколебалось… Ингри моргнул, охнул, попытался вырваться из плена сна. Голова у него раскалывалась. Он стоял на ногах. Шок от этого открытия заставил его наконец полностью проснуться.
Он стоял, и стоял в храмовом госпитале, если комнату за аптекой можно было так назвать. Он был одет в ночную рубашку настоятеля, выбивавшуюся из штанов, ноги его были босы, а правая рука сжимала обнаженный меч.
Вокруг Ингри толпились член городского совета, женщины, присматривавшие за леди Йядой, и гвардеец, стоявший на часах у дома. Впрочем, сказать, что они толпились вокруг, было бы неверно: ночевавшие в доме жались к стенам, а гвардеец заглядывал в дверь.
– Я… – Ингри пришлось сглотнуть и облизнуть сухие губы, прежде чем он смог выдавить: – Я проснулся.
«Что я здесь делаю? Как я здесь оказался?»
По-видимому, он ходил во сне. Ему приходилось слышать о таком, хотя раньше с ним ничего подобного не случалось. И дело было не просто в том, что он блуждал в темноте: он сумел частично одеться, найти свое оружие, каким-то образом незаметно спуститься по лестнице, выйти в дверь – которая, несомненно, на ночь запиралась, так что требовалось нащупать и повернуть ключ, – пересечь площадь и войти в другое здание.
«Именно туда, где спит леди Йяда. Милосердные боги, пусть она спит дальше!»
Дверь в спальню была закрыта… Ингри с внезапным ужасом взглянул на меч, однако клинок был сух и чист. С него не капала кровь… пока.
Гвардеец, с опаской косясь на меч Ингри, подошел и подхватил его под левую руку.
– С вами все в порядке, милорд?
– Я вчера ударился головой, – пробормотал Ингри. – Снадобья, полученные от дедиката, вызвали странные сновидения. Простите меня…
– Не проводить ли мне вас… э-э… обратно в постель?