Настоящим фундаментом власти Карла была несокрушимая сила его франков и племен, которые они покорили.
В равной степени реальным – как выражение нерушимой веры в свою спасительную силу – было убеждение франков в том, что они ни в чем не уступают племенам, которые поддерживали свои старые империи в прошлом, – мидянам, персам, грекам и римлянам. Это отношение недвусмысленно выражается в предисловии, которое Отфрид Вейсенбург написал к своей книге «Гармония Евангелий»: «Почему одним только франкам не удалось начать восхвалять Бога на языке франков? Да, он еще не настолько отточен и ограничен правилами, но тем не менее у него есть свой собственный порядок употребления, и он изумительно прост. Почему франки не способны объединиться – те самые франки, которые, несомненно, не отстают от греков, римлян, мидян и персов? Они так же храбры, как и римляне, и никто не может сказать, что греки бросают им какой-то вызов».
В десятилетия, последовавшие за 800 г., в среде франков начала развиваться идея или, скорее, мировоззрение в пользу того, что греки передали imperium франкам как «имперскому народу». Первое упоминание о translatio imperii, произошедшем в 800 г., датируется 850 г. и исходит из франко-лотарингского источника «Жизнь Виллехада» (первого архиепископа Гамбургского), написанного, как известно, в монастыре Эхтернах. Это не было толкованием, которое придали имперской коронации Карл и его последователи в 800 г.; и идею такой передачи нельзя связать с Карлом в какой-либо момент до его смерти. Политики папы и идеологи папской курии с помощью «Константинова дара» (документа, состряпанного в Риме об этом периоде, который якобы подтверждал акт дарения Константином Рима и Папского государства папе римскому) позднее разовьют теорию передачи в идеологию папского всемирного владычества, которая станет грозным оружием против императора: папа, однажды уже передавший imperium от греков, может снова ее отнять, чтобы, возможно, вручить ее «истинному франку» в Париже.
Однако, как бы далеки ни были Карл и его круг от теории передачи империи (для них благодать была ниспослана прямо от Бога королю и императору; император был коронован Богом; сам Карл короновал своего сына Людовика;
Людовик (Людвиг) носил древнее и священное имя первого обращенного в христианство Меровинга – Хлодвига), в определенных важных вопросах Карл все же осуществил передачу. Камни для строительства своего Ахена он буквально перенес из разрушенных римских зданий в Трире, Кёльне и Ахене, колонны и мраморные детали – из Равенны. Более того, при посредничестве своих придворных ученых он перенес в свою империю древние, освященные веками знания, полученные из единственно священной древности antiquitas.
«Подлинный гуманизм» (Вальтер Рюэгг) эпохи Каролингов потребовал поставить древние слова и имена на службу искупительных лозунгов и притязаний на власть: Карл – он же «Давид», «Соломон» и «Август» – укрепляется и усиливается против Византии. Считалось, что слов, найденных в священных книгах, – в Библии – книге спасения или в произведениях доблестных римских и греческих мудрецов (хотя последние вызывали все больше подозрений), должно быть достаточно, чтобы сломить силы «язычников» и «еретиков» – людей, которые отказывались верить в великую цельность империи Карла (один Бог, один император, одна вера, одна империя, одна культура).
«Множественность перестает быть измерением с числом два». Сделав огульное заявление, можно сказать, что со времен Каролингов «франки» (то есть западноевропейцы, латиняне) были людьми, не способными сосчитать до трех. Ведь «три» означало множественность: множественность и многоцветность в божественной и человеческой природе, множественность в обществе. Голос греческой христианской духовности разговаривает с Климентом Александрийским, и сотни цветов распускаются под благотворным влиянием Троицы. Каролингский Запад толковал триединство с акцентом на «единого» Бога и очень скоро начал испытывать затруднения в связи с самой идеей триединства. «Греческие» умы истолковывали тройственную божественную природу как «процесс раскрытия себя в мировой истории» (становление, рост и изменение – все это связно с этим). «Римские» и «франкские» умы толкуют триединство как одно неделимое, неразрывное мощное Единство, в котором Бог Отец и Бог Сын сливаются один с другим, а Дух Святой играет поразительно подчиненную и скрытую вспомогательную роль.
Последствия споров тринитариев, от которых содрогалась империя Карла, чувствовались еще долго после его смерти. В 792 г. он приказал осудить епископа Феликса Уржельского как еретика на Регенсбургском соборе. Этот испанский епископ (в папской курии Испания сохраняла свою репутацию родины ересей до XVI в.) упорствовал в своем утверждении человеческой природы Иисуса Христа. Победившие богословы при дворе Карла думали иначе: для них Христос был полностью Богом, единым Богом.