Рим был слишком слаб, чтобы оказать какую-то помощь болгарским правителям в их поисках защиты от византийского и германского владычества, точно так же как Рим не оправдал ожидания баварских герцогов парой веков ранее. Они тоже надеялись, что Рим поддержит независимость их церкви – а вместе с ней и их политическую независимость – в борьбе с агрессивными франками и в равной степени агрессивной франконской церковью. В сражении у реки Лех именно баварский магнат (Берхтольд) принес мадьярам весть о приближении Оттона. Баварские магнаты использовали мадьяр как своих союзников и партнеров в междоусобицах на протяжении более полувека. Битва у реки Лех фактически стала результатом войны внутри Германии, ее наивысшей точкой.
За год до этого сражения мятежные баварские и лотарингские герцоги и магнаты, действуя через Арнульфа Баварского (отца Берхтольда), достигли взаимопонимания с венграми. Среди восставших был сын Оттона Людольф, который дал Булчу проводников, чтобы привести его во Франконию – регион, где была главным образом сосредоточена власть его отца. В Баварии ситуация была запутана более, чем обычно, потому что между ее герцогом – братом Оттона (уже истощенного долгими годами конфликта с королем) и племянником герцога – Людольфом, вспыхнули раздоры. Видукинд пишет, что даже епископы были в нерешительности, склоняясь к обеим сторонам конфликта.
Весной 955 г. Герольд Зальцбургский был ослеплен по приказу герцога Генриха и помещен в тюрьму в Зебене, Южный Тироль. Последовали встречные обвинения между Генрихом и Людольфом по поводу того, кто из них вызвал венгров.
Свою величайшую победу Оттон завоевал еще до начала сражения: потрясение от вторжений венгров в Богемию и обширные германские территории на протяжении 954 г. было достаточно сильным, чтобы дать возможность Оттону сформировать объединенное войско франков, швабов, баварцев и богемцев. Не участвовали в сражении саксонцы, которых славяне удерживали на Эльбе, лотарингцы, Генрих Баварский (умиравший от раны, полученной на войне с Оттоном) и Людольф. Без этой неожиданной победы во «внутренней политике» сражение у реки Лех никогда не могло бы состояться. Его самое долговременное последствие было того же плана: это сражение определило германский элемент как самый значимый в империи и имперской церкви Оттона.
Культура Каролингов, из которой в конечном счете появилась германская культура Оттонов как созидательная квинтэссенция, была совместным достижением испанских, ирландских, англосаксонских и итальянских интеллектуалов и французских гуманистов (Люпус Ферьерский, безусловно, достоин того, чтобы быть здесь упомянутым). То есть это был труд «блуждающей интеллигенции», находившейся под защитой королевского двора, которой было позволено устно и письменно выражать амбициозные размышления (Скотт Эриугена), интеллектуалов, сознание которых веками отличалось от сознания народа. Положение этих людей было схожим с положением гуманистов типа Эразма Роттердамского при дворе Карла V или французских интеллектуалов при дворах Фридриха Великого и русской царицы Екатерины Великой.
Кристаллизация того, что было германским, оттонским, устранила многие изменчивые и колеблющиеся элементы. Вместо культуры Каролингов с ее придворной академией письма и церковными школами, с ее ирландскими и англосаксонскими интеллектуалами, задающими неудобные вопросы (Вергилий Зальцбургский, например, который размышлял о существовании людей в Антиподах), теперь появилась монастырская и епископальная культура, твердо стоящая на земле. С этого времени и до Карла V немецкую культуру уже не интересовало plus ultra (дальше, вперед – лат.) в этом мире (хотя большой интерес вызывал мир потусторонний).