Автолик думал об этом, и с каждым шагом его кожа становилась всё мягче и нежнее, жесткие кучерявые волосы распрямлялись, удлинялись и светлели. Короткие толстые пальцы вытягивались, ногти заострялись и розовели. Черты лица становились утонченнее и привлекательнее. Губы стали пухлыми, брови вытянулись ниточку, сомкнулись, образовав модную монобровь, подчеркивающую интеллект и склонность к высоким искусствам, нос значительно уменьшился и чуть вздернулся.
Тем временем Анастасия, чтобы отвлечься и успокоится, сочиняла стихи, посвященные, конечно же, женщине.
О, Афродита! — взмолилась богине девушка с Лесбоса. — Я знаю, что у любви много лиц! И ты, владелица женских судеб, знаешь, что я не лишена храбрости, но умоляю… Помоги мне! Я не хочу, я не могу быть с мужчиной! Уж лучше провести всю жизнь в одиночестве, чем заниматься таким неприятным делом! Да! Есть мужчины с гладкой кожей и нежным голосом, есть и те, кто дарят особые ласки, но даже с закрытыми глазами и опоенная неразбавленным варварским вином, боюсь, что не смогу ему отдаться. Чресла мои горят от мыслей о Елене Троянской, а сердце мое бьётся чаще, когда я смотрю на Массандру, хоть и знаю, что ни та, ни другая никогда не полюбили бы такую как я. Помоги, богиня! Даже Луна и та смотрит на меня с состраданием, ибо так же, как она и Солнце редко встречаются вместе, так не суждено мне найти любимую в этой жизни. А мне очень нужно, чтобы моё желание исполнилось, иначе не вернуться мне в мою любимую деревню посреди моря.
Не успела дочь Лесбоса договорить до конца, как на поляну выскочила писаная красавица — истинная дочь Афродиты.
— Кто ты, прекрасная дева? — прошептала Анастасия.
— Автоли… ка… — в последнюю минуту сообразил полубог и попытался ретироваться.
А потом подумал, «А чего вдруг? Почему мне нужно бояться какой-то лесбиянки? В конце концов, у неё такие же денежки, как и у других баб».
Туника спала, обнажив плечи и маленькую грудь поэтессы. Сбросив одежды на траву, она встала на колени перед Автоликой, легонько развела в стороны врата удовольствия, обнажив нежный лепесток, маленькую розовую оливку, ключик к дверям удовольствия и припала к нему губами. Автолика ощутила прилив тепла и страсти, когда игривый язычок Анастасии поигрывал, проскакивая вверх-вниз, а мягкие губы оттягивали лепесток нежной розы. Стройные ножки полубогини расслабились, и опустили их хозяйку на землю. Медленно поглаживая узкую полосочку удовольствия, Анастасия заставила Автолику стонать всё громче и громче! Поэтесса провела по беседке нимф ребром ладони, а потом сжала два пальчика и вошла в горячее лоно красавицы. Каждое движение Анастасии отдавалось сладкой негой в теле Автолики. Каждый поцелуй, каждое движение приближало наивысший миг удовольствия.
И это было чудесно, но плавясь в горячих волнах удовольствия, Автолика потеряла концентрацию и беседка нимф явила миру сюрприз! Оливка нимфы дрогнула и мгновенно превратилась в свирель фавна, которая въехала в горло поэтессы так глубоко, что глаза Анастасии чуть не выскочили из орбит. Последняя волна удовольствия исказило все еще женское лицо Автолики-Автолика, свирель дёрнулась в последний раз, принеся полубогу олимпийское блаженство.
— Кто ты, чудовище?! — вскакивая на ноги и отплевываясь, завопила Анастасия.
Автолик понял, что его сейчас будут бить.
— Я испытание, посланное тебе богами! — завопил он еще громче поэтессы, прячась, на всякий случай за ствол дерева. — Плати мне деньги! И… и благослови тебя Дионис!
Расстроенная Анастасия отдала полубогу единственную ценную вещь, что у неё еще оставалась — фибулу — серебряную застежку для плаща, украшенную мелкими гранатами.
Глава 13
Наездница с золотыми браслетами
«Мужчины, — думала Массандра. — Пфф… Их сильное место — самое слабое! Пни между ног, и тот, кто грозился доставить тебе олимпийское наслаждение, уже корчится в аидовых муках. Готовить мужчины не умеют: умудряются не допечь хлеб и сжечь мясо на вертеле. Казалось, ну куда уже проще? Натереть мясо солью и маслом, повесить над углями. Время от времени переворачивать, сделать надрезы и если капнет кровь, оставить над огнём. Так эти олухи могут испортить всё! Вот уж точно: природа на них отдохнула. Я умею нарезать мясо на дольки, толщиной в лист осоки, а всё потому, что держу ножи острыми! А эти? Ножи у них тупые и нужны они лишь для продолжения рода, да и чтоб овец пасти. Вот то ли дело, герои в древности! Эх, мельчают мужчины… Если так пойдёт и дальше, то в один прекрасный день они вымрут, и род людской угаснет. Так что их надо беречь, конечно, но и на шею не давать садиться. Никогда!».