Мин капнизэте!
В храме иноземных травок не курить!
Замеченные будут подвержены публичному порицанию.
— И кто меня будет порицать, если я покурю?! Ты, что ли, девочка? Ха-ха-ха!
Лицо Исимеи побелело от злости.
— Я не девочка, а хранительница Тиринфийского храма — благословенная Дионисом жрица Исимея. В моей власти проклясть твой фаллос самым страшным проклятием! Если он конечно у тебя есть, молокосос! Почернеет твой жезл любви, отсохнет да отвалиться, что делать будешь? Чем сможешь удовлетворить женщину? Своим языком без костей?
— И языком. И не только.
Гость поднял правую руку, сложил вместе пальцы и сделал ими несколько ловких, и настолько узнаваемых движений, что у жрицы как пелена с глаз упала. Да мужская одежда, да ножки кривоваты, да ушки-лопушки…
— Ты не парень. Ты девчонка! Девчонка с Лесбоса!
— Долго ты соображала! Ну что, будешь меня ещё проклинать или порицать? Или мне уже можно идти?
— Кто тебя держит? — развела руками Исимея и, демонстративно доставая из-под прилавка кроссворд.
«Шляпа с широкими круглыми или четырёхугольными полями, которая удерживается на голове при помощи ремешка, завязанного под подбородком. Любимый головной убор бога торговли Гермеса. Вторая „е“», — вслух прочитала жрица.
Девчонка с Лесбоса вынула потертую шляпу из сумки, с дурацкой усмешкой нахлобучила себе на голову и подсказала:
— Петас!
— Сама знаю! — рявкнула Исимея. — Не мешай!. Нет, ну так не интересно, — она отбросила кроссворд в сторону и спросила: — Зачем такая, как ты, пришла в священную рощу? Здесь женщины Тиринфа отдаются паломникам за немалую плату и…
— Точно! — хлопнула себя по лбу гостья с Лесбоса. — Паломники и плата! Я иду из Тиринфа с поэтической конференции. Вот шла мимо храма Диониса, смотрю — лавка открыта в такую рань. Дай, думаю, зайду и спрошу — не купят ли паломники мои любовные стихи?
— Ты поэтесса? — удивилась жрица. — Знаменитая?
— Ну… — замялась гостья. — На Лесбосе меня все знают.
— Ваш Лесбос — деревня посреди моря.
— Обижаешь детка, Лесбос — третий по величине остров в Греции. Помоги, а? А я вечерком заскочу к тебе, посидим, поболтаем. Расскажу про наш остров, вином угощу. Меня, кстати, Анастасия зовут.
Исимея молча указала Анастасии на еще одну табличку:
Распитие вина, приобретенного вне храма,
категорически запрещено.
— Поняла, подруга! — Анастасия порылась в сумке и достала из нее нечто похожее на кусок засохшей смолы. — О! Фимиам для твоего Диониса.
— Он не мой, ему вся Эллада поклоняется, — жрица кивнула на надпись над входом в лавку.
Доводим до Вашего сведения, что в храме Диониса не благословляется
курить привозной фимиам.
У бога аллергия на смолу, собранную вне Аттики.
Приобрести дозволенную смолу
Вы можете в лавке.
— И ещё вот, — Исимея взяла со стола вощенную дощечку, на мгновение задумалась, потом написала на ней что-то стилосом и ткнула под нос Анастасии.
Администрация храма просит всех посетителей оставлять обувь в корзинах. За сохранность обуви администрация ответственности не несёт.
Гостья с Лесбоса пожала плечами и без споров опустилась на пол. Быстро расшнуровала обувь и, оглядевшись по сторонам, ловко, одну за другой забросила сандалии в корзину стоявшую на полке рядом с упаковкой египетских медных бритв с рекламной надписью «Фараоны желают видеть девушек-наложниц безволосыми». Сердце Исимеи невольно смягчилось от такой покорности. Жрица, что греха таить, бывала упряма, как ослица.
— Зачем паломникам стихи? — спросила она у поэтессы совсем другим тоном. — Я не думаю, что в храме Диониса купили бы стихи даже у Василия Тиринфийского.
— Ты знакома с творчеством Василия Тиринфийского? — удивилась островитянка. — Не знала, что женщины материковой Эллады интересуются стихами.
Исимея презрительно фыркнула и процитировала:
— Откуда ты знаешь эти стихи?
— Каждое утро их вижу, поэтому запомнила.
— И где же ты их видишь? — заинтересовалась Анастасия.
— Они вырезаны на стене нужника.
Островитянка зашлась от смеха так, что повалилась на спину:
— Вася платит путешественникам, проходящим через Тиринф, чтобы разносили славу о его таланте по всему миру. Вот они и несут!
— А что же он тебе не заплатил?