Гончаров долго смотрел на зеленоватый дисплей телефона, но так и не решился ответить своему другу. АОН высветил цифры номера, владельца которого год назад похоронили, и Михаил Васильевич был в числе провожавших Валерия Акимушкина в последний путь.
Когда сигнал прекратился, Гончаров потер левую сторону груди и вздохнул, но это был отнюдь не вздох облегчения. Через несколько секунд он набрал телефон покойного друга, но уже не мобильный, а домашний номер. Бывший домашний.
— Привет, Маруся, — начал он.
— Да, Миш, — ответила вдова Акимушкина. — И тебе привет! Давно не звонил. Что-нибудь случилось?
— У тебя все хорошо? — осторожно спросил он. — Ну, относительно, Маруся, я имел в виду…
— Относительно чего? — горько рассмеялась вдова. — Относительно того, что было и чего уже не вернуть? Тогда все замечательно!
— Ну да, — немного невпопад сказал он.
— Нормально живу, — уже обычным голосом ответила вдова. — У тебя дело ко мне? Ты же просто так не звонишь.
— Да, Марусь, — вздохнул Гончаров. — Я не для любопытства, скажи, конечно, если знаешь…
— Ну, что сказать-то? — перебила вдова Акимушкина. — Не тяни, Миш, я близнецов собралась купать. Стою с ребятами в каждой руке…
— У кого мобильный Валеры?
Молчание.
— Марусь…
— Я поняла… Не знаю. Я его не видела после смерти Валеры.
— То есть вообще? — уточнил Гончаров. — Точно помнишь?
— Да.
— Я заеду на днях на мальчишек взглянуть, хорошо? — спросил Гончаров.
— Ну да, приезжай. — Акимушкина вздохнула. — Давай, Миш, до скорого!
Гончаров снова задумчиво набрал один из номеров.
— Телефона при нем не было. — Через считанные минуты начальник службы безопасности корпорации Пикорин стоял у него в кабинете.
— Как мы про него забыли? Это ваш прокол, — Гончаров внимательно оглядел начальника службы безопасности.
— Да, — кивнул Пикорин и помолчал. — Ну, телефон могли скоммуниздить во время следствия. Вполне могли.
— А если его взял тот, кто убил Акимушкина? — задумчиво спросил Гончаров. — Хотя нет — при нем остались деньги, перстень с печаткой, да и «мерседес».
Пикорин кивнул:
— В том-то и дело. Все оставили, а телефон за двести долларов, выходит, взяли на память?
— Как проще всего узнать, кто мне звонил? — спросил Гончаров.
— Позвоните ему, хотя…
— Что? — Гончаров уже набирал номер.
— Лучше дождаться его звонка, тогда будет ясна подоплека — причем с первой же секунды. Хотя, возможно, этот человек просто набрал номер из старого меню. Кстати, это самый очевидный вариант!
— Странно, что он не поменял сим-карту, — заметил Гончаров.
— Если на ней значительная сумма — ничего странного, — возразил Пикорин. — Я узнаю…
— Все равно, надо бы этого человека найти, чтобы убедиться, что он не причастен к убийству, — заметил Гончаров.
В кабинете генерального директора корпорации «Тара. Упаковка. Удобрения» пахло свежезаваренным чаем.
Рефрижератор
— Красив и умен! — глядя на себя в зеркало, сказал Рогаткин и утерся вафельным полотенцем. — Ты что-то сказала?..
Белоснежка мяукнула.
— Хочешь мышь? — спросил Лев Тимофеевич у своей кошки. — Ты уверена?
— Мяу, — ответила та и подошла ближе.
Оттаяло, потом снова подморозило — по Москве шел обычный февраль.
Для справки: когда говорят, что человек «с февральком», то подразумевают, что он чуть-чуть не похож на других.
Сегодня утром Лев Тимофеевич решил пешком добраться до работы, минуя душное и забитое людьми метро. Исключительно чтобы спокойно и вдумчиво поразмыслить о порученных ему делах. А так как два дня назад снег растаял, а сегодняшней ночью подморозило, Лев Тимофеевич шел и поскальзывался, не отрывая взгляда сквозь запотевшие очки со своих ботинок.
Когда до Крайворонской улицы оставалось не больше километра, следователь поднял голову и увидел знакомую фигуру. По улице Тверской неторопливо шел синьор Кристальди и о чем-то размышлял, сунув руки в карманы длинного белого пальто из кожи.
Лев Тимофеевич остерегся бросаться навстречу синьору Кристальди с жизнерадостным: «Здрасте вам!», так как на вопрос о похищенной из галереи швабре в настоящий момент не мог ответить ничего.
«Похоже, толстяк совершенно не мерзнет — пальто нараспашку и отсутствие шапки в двадцатиградусный мороз говорят о сибирском, а совсем не об итальянском здоровье», — сделал неутешительный вывод Рогаткин и потрогал собственный нос, пупырчатый от холода.