— У вас есть яхта? — тихо спросила Ирина.
— Кажется, есть, — беспечно ответил Гончаров. — И дом в Альпах.
— В итальянских Альпах?
Гончаров кивнул и улыбнулся во второй раз.
— А ваша Даша… Я-а-а… боюсь за свой нос! — Ирина сказала эти слова скороговоркой.
Повисло молчание. Мальчишки шумно ели, стуча ложками.
— Это мой просчет, Ирина. Дети после развода часто похожи на мою Дашку. — Ирине показалось, что Гончаров говорит заученными фразами. — Я бы назвал это въедливой стервозностью, но она мой единственный ребенок, и я не могу ей ни в чем отказать… Точнее, не мог.
Снова повисло молчание.
— Ирина, я приду минут через десять, мне нужно отдать распоряжение, — поднялся Гончаров.
— Хорошо, Михаил Васильевич, — вслед ему сказала Ирина. — А сады в Италии точно уже цветут?
Гончаров обернулся:
— Да, Ира. И ибисы поют на каждом втором дереве!
«Я ему нравлюсь, — подумала Ирина. — Наверное, я красавица».
«Яшка, я красавица или нет?» — хотела спросить она, но с большим усилием взяла себя в руки и сказала фразу, которая всегда ставила все в этой жизни на место:
— Не чавкайте, поросята!
— Мам, а почему мы так редко в рестораны ходим? — с набитым ртом спросил Яшка.
— Ага, мам! — поддержал брата Пашка. — Почему?
— В чем дело, мам?
— Мам!!!
Ирина задумчиво рылась в сумочке, наконец нашла зеркало и, глянув в него, удивленно произнесла:
— Ничего не понимаю!
Из зеркала на нее смотрела совсем даже не Василиса Прекрасная, а она — Ирина Кострикова, двадцати девяти лет, без надежного тыла, любящего мужа и счастья в глазах…
Если суждено
Разговор на ступеньках межрайонной прокуратуры.
На солнышке курили следователи, рядом сидели воробьи.
— Лев Тимофеевич, из суда?..
— Нет пока. — Рогаткин поставил портфель, закурил и включился в разговор.
— Съезди на происшествие, Рогаткин. Шефа на коллегию вызвали, в прокуратуре нет никого.
— А кроме меня некому? У меня сегодня срочная встреча, между прочим! Вот покурю и пойду. — Лев Тимофеевич с удовольствием затянулся.
— По какому поводу встреча-то, Лев? — Вопросы сыпались наперебой.
— Швабра, друзья мои!
— Эх, Лев Тимофеевич, Лев Тимофеевич! — Коллеги переглянулись. — Нам бы твои заботы…
Сегодня старший следователь межрайонной прокуратуры снова целый день ходил по развалам картин, Измайловскому вернисажу, Арбату и комиссионным магазинам кустарной экзотики.
В таких магазинах продается исключительно штучный товар, понял Лев Тимофеевич после изучения ассортимента. Поделки народных промыслов со всего мира. Было все — от деревянных унитазов и имитаций членов до икон и идолов — не было лишь священных швабр!
«Похоже, времена священных швабр скоро навсегда канут в лету, — грустно думал Рогаткин, выходя из очередного магазина. — Вряд ли лет через пять-шесть появится священная швабра Путина или священная швабра Буша… Ведь швабра царицы Савской была из разряда таких ценностей, ну, как бочка Диогена. Кстати, где бочка-то?.. Вот найду швабру, — вздохнул следователь, — так заставят бочку искать! Похоже, все к этому и идет».
К вечеру Лев Тимофеевич оттоптал обе ноги, но о пропавшей швабре никто из сегодняшних его собеседников и не слыхивал.
«Если суждено — я все равно отыщу ее!» — думал следователь, возвращаясь домой затемно. В кармане у него лежали кошачьи духи «Бархатный мур-мур». С подоконника третьего этажа махала хозяину лапой кошка Белоснежка.
«Похоже, я отрабатываю совсем не те версии, черт бы их побрал!» — засыпая, думал следователь. В голову лезли разные мысли, но все они были в основном… о любви! Взаимной и с поцелуями.
Хочется любви?
Старший следователь Дочкина вышла из городской прокуратуры и свернула к небольшому зданию, которое стояло напротив Тихорецкого загса.
«Хочется любви», — думала Света, поднимаясь по скрипучим ступенькам к обитой красным дерматином двери.
Полгода назад она оставила у свахи свои данные и глянцевую фотографию с Ванечкой на руках.
— Света, ничего для тебя нет! — с кривой улыбкой сказала городская сваха, когда Дочкина, отсидев очередь, зашла к ней в кабинет.
«Или мне это только показалось? Может быть, она мне улыбалась отзывчиво?» — спускаясь по ступенькам, думала Света и обратила внимание на объявление.
На столбе висел плакат размером с календарь:
КЛУБ АНОНИМНЫХ НЕВЕСТ