Жестоким был бой у переправы через Эльвенэсский фиорд. Гитлеровцы взорвали мосты и минировали подходы к ним. Снова появились амфибии. Ночью подразделения форсировали фиорд и высадились на западном берегу. Рота гвардии капитана Реклицкого немедленно бросилась вперёд, к городу. Стремительный рывок её был поддержан другими ротами батальона. Под огнём, от которого, казалось, закипала вода, амфибии перевезли несколько тысяч человек.
Город горел. В огне — бумажная фабрика, консервный завод, школы, баня, больница. От кварталов жилых домов остались только печи да трубы.
Ещё стреляли из-за углов вражеские автоматчики, когда на улице показалось несколько юношей и девушек в гражданской одежде, с повязками Красного Креста на рукавах. Они стали перевязывать наших раненых бойцов. Через час я встретил двоих из них: Гаральда Стаугнера и Одда Антонсена. Они повели нас в бомбоубежище. Пройдя катакомбы, мы вошли в уютную комнату. Здесь было до двадцати юношей и девушек.
— Мы прятались тут во время боёв. Ждали русских. Мы решили вам помогать, — говорит Гаральд Сгаугнер.
— А где остальные жители Киркенеса?
— Спрятались в большом туннеле в горах. Несколько тысяч человек. Теперь они скоро выйдут!
Эти юноши и девушки хотят сфотографироваться обязательно рядом с нашими танками. К танкам же подходят две женщины в косынках. Обе говорят по-русски; оказывается, наши, угнанные гитлеровцами.
— Фашисты бросили нас в концлагерь, но удалось убежать и спрятаться в бункере. Мы ждали вас — и дождались!
Геннадий ФИШ[69]
«Правда», 1944, 27 октября
Когда автоматчик Маркелов добежал до угла набережной и увидел там родную противотанковую пушку, не раз спасавшую положение в уличных боях, и около неё знакомых ребят-артиллеристов, он перевёл дух, повесил автомат на грудь и почувствовал радостное облегчение. Поджидая товарищей, присел на крыльцо.
— В баньку бы теперь! — мечтательно сказал он самому себе.
Минувшей ночью Маркелов, прижимаясь к холодным камням мостовой, вместе с другими бойцами полз к пятиэтажному дому. Оттуда хлестал пулемёт, и алые длинные очереди высекали из камней искры. Бойцы ворвались в дом. В тёмном коридоре Маркелов неожиданно столкнулся с гитлеровцем, полоснул его огнём и, перескочив через труп, бросился дальше... Сейчас, когда он вспоминал об этом, события прошедшей ночи казались ему давнишними. Над городом стоял погожий, ясный день. После сырой и пасмурной недели солнце светило как-то особенно ярко.
Маркелов ещё не знал, что очищение Пешта фактически завершено, что наши части, штурмовавшие городские кварталы с трёх различных направлений, соединились на набережной. Но когда из-за реки, из Вуды, донёсся глухой раскат и на льду Дуная грохнул разрыв снаряда, Маркелов солдатским чутьём угадал положение дел. Ему сразу вспомнилась утренняя встреча с пожилым незнакомым автоматчиком, который, возвращаясь с набережной, на ходу бросил:
— Выбили фашистов — теперь они из Буды по этой стороне бьют!..
Тем временем у командира полка собирались комбаты. Вошёл высокий, сухощавый капитан Деревянко, командир второго батальона, который особенно отличился в уличных боях. Капитану Деревянко меньше других попадало от командира полка, и остальные комбаты относились к нему с напускной, шутливой завистью.
Ввалился, запнувшись о порог, командир батальона майор Полежаев. Увидев Деревянко, майор шагнул к нему, и они крепко обнялись. Не виделись двое суток. Для уличного боя, где каждый ходит по грани жизни, — срок немалый. За эти сорок восемь часов не стало весёлого, храброго командира Семёна Хамчука, которого оба — и Полежаев и Деревянко — хорошо знали. Во время штурма одного из домов, когда Хамчук только что бросил гранату в окно и первым собирался ворваться внутрь здания, из переулка внезапно выполз вражеский бронетранспортёр и открыл огонь в упор. Хамчук упал у подъезда. Трое бойцов, рискуя жизнью, вынесли его из-под огня, и он умер у них на руках.
Ровно к 14 часам все командиры были в сборе. Полковник Кротов прошёл к столу, поздоровавшись с офицерами. Командир полка — волжанин, крепкий, широкоплечий. Он уже не молод: годы и суровые испытания наложили печать на его лицо, но седины нет. Из-под крутого лба смотрят умные, пристальные глаза, во взгляде которых отражается большая сила воли. Несгибаемый русский человек, прошедший путь великого похода от Волги до Дуная...
69