— Вечером оставалось ещё восемнадцать человек, — сказал Масленников. — Бомбёжка — не осколком, так камнем, не камнем, так стеклом.
— Да, в открытом поле лучше, — согласился Сабуров.
Он досадливо поморщился, и на его лице появилось злое выражение.
— А ведь, между прочим, вокруг Сталинграда обвод был, — заметил он.
— Я знаю, мне говорили...
— Там километрах в пятнадцати от города и рвов накопано, и окопов, и дзотов, и бетонных колпаков наставлено. Масса народу, говорят, день и ночь работало, а драться там так и не дрались.
— А почему?
— Если бы ты знал, Миша, — с грустью сказал Сабуров, — сколько я за год войны видел зря нарытых окопов и рвов. Миллионы кубометров земли от самой границы и досюда зря вырыты. А почему? Потому что часто выроем позади себя линию, а войска не сажаем туда заранее, ни орудий не ставим, ни пулемётов — ничего. По старинке думаем: отойдём и займём, а немцы — раз! — и обошли и раньше нас там оказались... А окоп без человека — мёртвое дело... Так и идут эти укрепления сплошь и рядом коту под хвост. А мы потом дойдём до города, упрёмся в него спиной, выроем новые окопы не за три месяца, а за три дня, как попало, и в них дерёмся до конца, до смерти. Тяжело и обидно... Да, так, значит, восемнадцать раненых к вечеру осталось, — вернулся он к первоначальной теме разговора. — Ну-ка, справься, как, их теперь уже вывезли или нет.
Масленников вышел. Сабуров достал нож и поправил им фитиль в самодельной лампе «катюше». Лампа представляла собой гильзу от 76-миллиметрового снаряда, наверху она была сплюснута, внутрь был просунут фитиль, а немножко выше середины была прорезана дырка, заткнутая пробкой, — через неё заливали керосин или, за неимением его, бензин с солью.
Поправив фитиль, Сабуров несколько раз лениво ткнул вилкой в только что принесённую Петей сковородку с поджаренными мясными консервами. Есть не хотелось. С чего бы это? Впрочем, может, оттого, что всего шестой час утра, — в сущности говоря, не обеденное время. Часы путались. Сабурову захотелось выйти на воздух. Он уже накинул на плечи шинель, когда вернулся Масленников.
— Всех за ночь вывезли. А знаете, кто за ранеными приехал? — сказал Масленников. — Та девушка, которую вы из воды вытащили, она приехала.
— Ну? — удивился Сабуров.
— Она их, оказывается, всё время вывозила, только я её не видел. Я её сюда привёл. Пусть отдохнёт, посидит, — тихо добавил Масленников.
— Пусть, конечно, конечно, — неожиданно вспомнив о том, что он здесь хозяин и что среди прочих обязанностей у него есть ещё и обязанность гостеприимства, сказал Сабуров. Масленников вышел в коридор и громко крикнул:
— Аня! Аня, где вы?
Девушка вошла и робко остановилась на пороге. Сабурову показалось, что она за эти восемь дней как будто ещё похудела.
— Садитесь, садитесь, — засуетился Сабуров. Стараясь быть гостеприимным, он делал всё особенно неловко. Вместо того чтобы просто подвинуть табуретку, он поднял её и опустил на пол с таким треском, что девушка вздрогнула.
— Как вы живете? — ни к селу ни к городу спросил Сабуров.
— Ничего, — ответила девушка и, улыбнувшись, села. — А вы?
— Тоже ничего.
— Что ничего? Прекрасно, — бодро подхватил Масленников. — Прекрасно живём. Вот видите, как у нас... — Он гордо развёл руками, как будто всё окружающее действительно свидетельствовало об их прекрасной и комфортабельной жизни.
— Значит, это вы у нас вывозили раненых? — спросил Сабуров.
— Первый день не я, а эти дня я...
— Всего сто восемь человек вывезено?
— Да, с теми, что в первый день. А я девяносто.
— Веского на переправе не выкупали?
— Нет, — и она улыбнулась, очевидно при воспоминании о том, как выкупалась сама, — никого... Только вечером с самолёта вас обстреляли на плоту. Четверых убили.
— Моих?
— Нет, не ваших.
— Вы тогда так исчезли...
— Да, я забыла вас поблагодарить.
— Я не к тому.
— Я знаю. Ну, всё равно, спасибо.
— Вы когда обратно? — спросил Сабуров.
— Придётся до вечера ждать. Я опоздала, сейчас уже светло.
— Да, когда светло, от нас в тыл не проберёшься, это верно. Ничего, вы отдохните тут.
— Да, я сейчас пойду отдохну, там мои санитары уже легли, они две ночи не спали, — сказала девушка, приподнимаясь.
— Нет, куда вы, куда вы? Вы тут отдохните. Мы сейчас уйдём с лейтенантом, а вы лягте тут и отдохните.
— А я вам не помешаю?