— А, Главк, — фыркнул Никандр. — Все понятно. Я расплачиваюсь за то, что он не умеет торговаться. Справедливо, ничего не скажешь.
— За такие книги в Афинах дают не больше пяти драхм, — сказал Соклей. — Ты знаешь это не хуже меня, о великолепный. Так почему на Родосе должно быть иначе?
— И афинские писцы такие же тощие и голодные, как Главк, — возразил Никандр. — Я хочу для себя лучшей жизни. Я достоин иметь больше покупателей.
— Чего я только не хочу, — парировал Соклей. — Но это не значит, что я получу желаемое, и даже, что мне это нужно.
Никандр снова фыркнул.
— Доброго дня, — холодно сказал он. Теперь, когда торг закончился, он даже не мог оставаться вежливым. И откуда взяться покупателям, которых ты якобы заслуживаешь, если изо всех сил стараться отпугнуть людей?
Поликл, сын Аполлония, тоже переписывал книги на продажу, но его лавка оказалась закрыта. Сосед-плотник оторвал взгляд от стула, к которому приделывал ножку.
— Ты найдешь его в таверне вниз по улице, — сказал он.
— О, — замялся Соклей. — А он сможет говорить о делах?
— Тут не угадаешь, — ответил плотник и взял маленький напильник.
В таверне воняло прокисшим вином и жиром, в котором владелец жарил закуски, купленные посетителями где-нибудь в другом месте. Перед Поликлом стояла глубокая как море кружка. Взгляд писца — бледного человека с сухой левой рукой, по всей видимости не годившегося для более тяжелой работы, был таким мутным, что Соклей понял: он уже не раз осушил её.
— Радуйся, — сказал Соклей.
— Радуйся и ты, — Поликл еле ворочал языком, Соклей с трудом понимал его. Писец поморгал: — Я тебя где-то раньше видел, да? — он отхлебнул из своей огромной кружки.
— Да, — ответил Соклей, ни на что особо не надеясь, и назвал свое имя.
Поликл наклонил голову и едва не навалился на стол. Вновь обретя равновесие он сказал:
— А, да, я тебя знаю. Ты тот торговец, один из тех торговцев. Чё надо?
— Книги, — ответил Соклей. — Самые интересные книги из "Илиады" и "Одиссеи". Если они у тебя есть, я куплю.
— Книги? — Поликл будто впервые слышал это слово. Потом опять медленно склонил голову. На этот раз ему удалось усидеть прямо.
— А, да, — снова сказал он, — я их помню.
— Отлично. Мои поздравления, — удивительно, как он в таком состоянии хоть что-то помнил. — Так они у тебя есть?
— Есть что?
— Лучше поговори, когда он протрезвеет, приятель, — сказал хозяин таверны.
— А такое бывает? — поинтересовался Соклей. Хозяин лишь пожал плечами в ответ. Соклей снова взялся за Поликла:
— Пойдем. Давай сходим к тебе домой, если у тебя есть книги, которые мне нужны, я дам за них деньги.
— Деньги? — снова удивился Поликл.
— Деньги, — повторил Соклей и пояснил, будто говорил с идиотом: — Ты сможешь купить на них ещё вина, — и тут же устыдился того, что подстрекает писца к саморазрушению.
Как бы там ни было, это сработало. Поликл осушил кружку и мотнулся к нему:
— П'шли…П'шли д'мой. Я не… не знаю… что у меня есть. П'смотрим.
Он попытался пройти сквозь стену. Соклей перехватил его и повернул в нужном направлении, не дав расквасить нос о кирпичи.
— Пошли, друг. Сейчас дойдём потихоньку, — сказал Соклей, сам толком не веря своим словам.
Вести Поликла вниз по улице было все равно что вести парусное судно по бурному морю при переменчивом ветре. Переписчик шатался и спотыкался, и в итоге навернулся в фонтан.
Может позволить ему слегка промокнуть? — подумал Соклей, подхватывая его снова, — это может его слегка протрезвить. И отрицательно покачал головой. В фонтане Поликл просто может захлебнуться.
Сосед-плотник снова взглянул на них поверх стула:
— Ого, а я и не думал, что ты сумеешь вытащить его из таверны.
— Честно говоря, я тоже, — Соклей не испытывал гордости по этому поводу. — Теперь посмотрим, стоила ли овчинка выделки.
Когда они оказались внутри, Поликл покопался в свитках папируса и сунул один Соклею:
— Вот. То, что тебе нужно?
Соклей развязал верёвку, развернул свиток и горестно вздохнул. Он повернул свиток так, чтобы Поликл видел его. Он был пуст.
— З'раза, — пробормотал писец. — С'час найду др'гой… Вот!
Без особой надежды Соклей взял и развернул новый свиток. Не Гомер, это точно. Это оказалась какая-то поэма неизвестного автора, даже с первых строк такая непристойная, что и Аристофана вогнала бы в краску.
Соклей хотел было вернуть её писцу, но передумал. "Будь я скучающим солдатом-эллином в Финикии, хотел бы я это прочесть?"— задал он себе вопрос и кивнул. Несомненно. На самом деле, он и сам прочел ещё несколько строк — конечно, только чтобы убедиться, что дальше продолжается в том же духе. Поэма не подвела.