— Считаешь, что не бывает таких крупных мышей? — спросил Соклей. Прекрасно. Будь по-твоему, мой дорогой. А это большие птички, которые, случайно, в точности похожи на летучих мышей.
У Менедема вспыхнули уши. Чтобы усугубить ситуацию, Соклей заговорил на арамейском с грузчиком-финикийцем. Тот отвечал многословно, указывая в сторону длинных пологих холмов за Китионом. Соклей поклонился в знак благодарности, в точности, как и сам финикиец.
Он опять обратился к Менедему.
— Это летучие мыши, — сказал он. — Они обитают в пещерах и едят фрукты. По крайней мере, так тот парень сказал. Я сам всегда думал, что летучие мыши едят жуков. Хотелось бы мне остаться, узнать побольше про них. Мы можем?
— Нет, — отрезал Менедем. — Тебе, видать, интереснее узнать про летучих мышей, чем про женщин.
Соклей поморщился.
— Я этого не говорил.
Хоть он и не говорил, но Менедем, пристыженный из-за мышей, был рад слегка отомстить. Невредно потрепать перья двоюродному брату (ну, или мех, раз те твари всё-таки мыши).
Соклей давно знал, что, когда злишься на кого-нибудь на акатосе, проблема в том, что тебе от него не уйти. Корабль не слишком большой. Поэтому, хотя он считал выпад Менедема совершенно несправедливым, не мог уйти и надуться. Единственное место, где можно побыть одному — на крошечной передней палубе, но дуться там Соклей позволить себе не мог. Когда стоишь впереди, приходится исполнять долг вперёдсмотрящего.
Так он и делал — всматривался в воды Внутреннего моря, лишь бы не видеть брата. Но первое же, что лезло теперь ему в голову — будь всё иначе, стоял бы здесь Аристид. Соклей винил себя за то, что глаза у него не такие острые, как у погибшего моряка. И виня себя, позабыл про обиду на Менедема.
На следующий вечер, когда "Афродита" подошла к городу Куриону, летучих мышей над головой стало ещё больше. Соклей делал вид, что не обращает на них внимания. Менедем тоже о мышах не заговаривал. Странное перемирие, но всё-таки перемирие.
Менедем даже постарался проявить дружелюбие, спросив брата:
— Что тебе известно о Курионе? Ты ведь знаешь что-нибудь почти обо всех местах, где мы останавливаемся.
— Боюсь, что не об этом, — ответил Соклей. — Курионский царь Стасанор перешел на сторону персов во время кипрского восстания почти двести лет назад. Благодаря его предательству персы выиграли битву на равнинах у Саламина, и восстание провалилось.
— Похоже, город не особенно знаменит, — сказал Менедем. — Что ещё ты знаешь?
Соклей нахмурился, собирая воедино обрывки воспоминаний.
— Курион — колония высланных из Аргоса, — вспомнил он. — Они тут поклоняются странному Аполлону.
— Верно, молодой господин, — склонил голову Диоклей. — Аполлону Гилату.
— Да, Аполлону Леса! Спасибо, — отозвался Соклей. — Я не смог припомнить подробности. Тебе известно больше, чем мне, Диоклей. Будь добр, продолжай.
— Ненамного больше мне известно, — ответил неожиданно засмущавшийся келевст. — Сам я был здесь всего пару раз. Но я знаю, что обычаи поклонения этому богу странные, и что всякий, кто посмеет коснуться его алтаря, будет сброшен вон с тех утёсов, — он указал на отвесные берега к западу от города. Высотой эти скалы не впечатляли, в Ликии и Иудее Соклей видал покруче и выше. Однако, тот, кто свалится с них, умрёт, ударившись оземь, поэтому их высоты достаточно для наказания за кощунство.
Менедем тут же задал пару вопросов, которые показались Соклею поразительно разумными:
— Чего ради кому-то желать прикоснуться к этому алтарю, и как часто находятся такие безумцы?
— На это я ответить не могу, шкипер, — сказал Диоклей. — Всё, что я знаю — только воспоминания, или то, что мне кажется воспоминаниями о пребывании здесь. С тех пор прошло много лет, и я могу ошибаться.
С моря Курион не охраняло ни единой боевой галеры, или Соклей их не видел. Впрочем, он не особо рассматривал окрестности Куриона. Похоже, весь свой флот Птолемей держал в Саламине, поскольку этот порт ближайший к финикийскому берегу, откуда Антигон мог атаковать Кипр. Если правитель Египта и держал в Курионе свой гарнизон, то командир тут попался самый равнодушный. Кроме грузчиков, которые помогли причалить, команде "Афродиты" никто никаких вопросов не задавал.
— Откуда явились вы? — на старомодном диалекте
спросил у них голый киприот, привязывая канат. — Куда изволите направляться?
Менедем отвечал как обычно:
— "Афродита", с Родоса. Возвращаемся домой из Сидона. Дорийская тягучесть речи брата Соклея казалась ещё заметнее после архаичного говора грузчика.