Вечер стоял тёмный, прохладный и тихий. Сикон и остальные рабы давно отошли ко сну. По небу плыли лёгкие облака, частенько закрывая луну, хотя дождём пока и не пахло. Над головой пролетел козодой, его хриплый крик напомнил Менедему лягушку. Вдалеке заухала сова. Где-то ещё дальше залаял пёс, потом подхватил другой.
Менедем зевнул. Стоило встать с постели — и тут же хочется вернуться обратно. Он засмеялся, глядя на звёзды, и удивлённо остановился — во двор вышел ещё кто-то.
Бавкида, тоже заметившая его движение, изумлённо замерла возле лестницы.
— Кто здесь? — негромко спросила она. Из-за облака выглянула луна. — А, это ты, Менедем? Я хотела подождать твоего отца.
— Как и я, — отозвался он. — Если хочешь, можем ждать вместе. Не дадим друг другу заснуть, а то меня здесь что-то клонит в сон.
— Давай, — Бавкида подошла к скамье. — Тебе не холодно в этом хитоне? Я замёрзла, а на мне-то накидка.
— Вовсе нет, — сказал он, присаживаясь рядом с ней. — Ты всегда можешь легко узнать в толпе моряка. Он босоног и не заботится о гиматии. Я взял с собой на "Афродиту" накидку, только чтобы укрываться ею во сне.
— Ого, — ответила она. Снова заухала сова. Облако закрыло луну. Она бросила взгляд на вход.
— Интересно, когда Филодем вернётся домой?
— Думаю, что не скоро, — произнес Менедем, имевший богатый опыт посещения симпозиумов. — Ксанф обычно наливает сильно разбавленное вино, и нужно выпить приличный объём, прежде чем должным образом напьешься.
— И к тому же им нужно посмотреть на всех флейтисток, танцовщиц и акробаток и кого там ещё он нанял в борделе, — голос Бавкиды оставался тихим, но в нем чувствовалось сдерживаемое ворчание.
— Ну да, — Менедему сделалось неловко, — это то, что мужчины делают на симпосии.
— Я знаю, — в эти два слова Бавкида вложила всё своё презрение.
Всякий ответ в этом случае был хуже молчания. Менедем даже не стал пожимать плечами. Снова выглянула луна. В её бледном свете Бавкида гневно хмурилась, глядя в пол. Что-то мелкое прошмыгнуло по двору, и Бавкида обернулась в ту сторону, как и Менедем.
— Просто мышь, — сказал он.
— Наверное, — отозвалась она, и, чуть вздрогнув, добавила: — Я замёрзла.
Менедем не успел оглянуться, как его рука уже обняла её. Вздохнув, Бавкида прильнула ближе. В следующее мгновение они уже целовались, его руки ласкали ей волосы, её пальцы гладили его щёки, нежная упругая грудь, сводя с ума, прижималась к его груди.
А спустя ещё миг они шарахнулись друг от друга, словно каждый обжёгся.
— Мы не можем, — выдохнула Бавкида.
— Нам нельзя, — согласился Менедем. Сердце громко стучало в его груди. — Но, дорогая, я так хочу!
— И я, — Бавкида склонила голову. Она не собиралась признаваться в этом даже себе и потому тут же сменила курс: — Я знаю, что ты чувствуешь, дорогой Мене, — она снова склонила голову. — Знаю. Но мы не можем. Мы не должны. Это позор! Я стараюсь, я хочу быть хорошей женой твоему отцу. И если кто-нибудь нас увидит… если кто-то видел… — она встревоженно оглянулась.
— Я понимаю, — мрачно ответил Менедем. — О, ради богов, как я тебя понимаю. И знаю, что это неправильно, нехорошо, — он вскочил на ноги и бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и не заботясь о поднимаемом шуме. Дверь своей комнаты он запер на засов, словно отгоняя искушение. Но только оно оставалось с ним вместе, внутри него. Но теперь он знал, что оно угнездилось и в жене отца…
Он снова лёг, но не мог заснуть. Филодем возвратился гораздо позже. Бавкида приветствовала его, как будто ничего не случилось, и Менедем знал, что утром ему тоже придётся. А это будет непросто — это он тоже слишком хорошо знал. Отныне в мире всё будет непросто.
Историческая справка
Действие "Священной земли" происходит в 308 году до нашей эры, и Менедем является исторической личностью. Соклей и остальные члены их семей — выдуманы. Другие реальные люди, появляющиеся в этом повествовании — Менелай, брат Птолемея, кифарист Арейос и Гекатей Абдерский. В число исторических личностей, упоминаемых в романе, но не появляющихся на сцене, входят Птолемей, Антигон, Лисимах, Кассандр, дочь Филиппа Македонского, Клеопатра, Никокреон, царь Саламина и его жертвы, кифарист Стратоник и Анаксарх из Абдеры. Гекатей Абдерский упоминает о выживших иудеев, но весьма скупо. Диодор Сицилийский в своей "Исторической библиотеке", написанной в первом веке до н. э. достаточно много его цитирует. Эта часть трудов Диодора в оригинале не сохранилась, но есть выдержки из нее, сделанные византийским богословом патриархом Фотием I в девятом веке уже нашей эры. Насколько точно извлечение Фотия из извлечения Диодора из трудов Гекатея — предмет ученых споров, но, очевидно, что ответ никогда не будет найден, если только случайно не найдут чудом уцелевший оригинал. Гекатей работал в Египте. Вероятнее всего, сам он никогда не бывал в Палестине, но писателю-новеллисту позволительно слегка изменить историю под себя. Как уж повелось в этой серии книг, я написал большую часть названий и имен на греческий манер, хотя оставил привычные для нас топонимы — Родос, Кипр и пр. Исключение сделано и для Александра Великого и Филиппа Македонского. Два великих македонца всё ещё довлели над тем периодом, хотя Александр к моменту начала этой повести уже пятнадцать лет как умер.