Соклей пожал плечами.
— В этом всё и дело, я имею в виду, торговец превращает проблемы в деньги.
— Точно. Верно подмечено. Я это запомню и напомню себе, когда придется вести дела с особенно неприятным греком. И таких много, клянусь богами.
— Много? — переспросил Соклей, и финикиец кивнул. Разве это не забавно? — подумал он. Варвары нас раздражают, но кто бы мог вообразить, что они относятся к нам так же? Да уж обычай — царь всего. По этому поводу Геродот цитировал Пиндара.
— Боги да хранят тебя в пути. Пусть ветры будут попутными, море спокойным, а бывшие полководцы Александра не станут воевать поблизости от тебя, — пожелал Химилкон.
— Да будет так, — согласился Соклей. — По всей видимости, Антигон крепко держит Финикию и окрестные земли. Не думаю, что Птолемей может надеяться отобрать её, как бы ни складывалось их противостояние на остальном побережье Внутреннего моря.
— Надеюсь, ты прав, мой повелитель, — ответил Химилкон на арамейском. — Затопчет ли слон льва или лев свалит слона, мышь, оказавшаяся в гуще их битвы, всегда проигрывает. Мы будем продолжать урок или ты хочешь закончить?
— Я хотел бы закончить, если так будет угодно моему повелителю, — также на арамейском ответил Соклей.
Химилкон хлопнул в ладоши и улыбнулся:
— Отличное произношение. Будь у меня ещё полгода, я сделал бы из тебя истинного торговца из Библа, чума меня забери, если я лгу.
— Благодарю тебя, — ответил Соклей, понимая, что это комплимент. Грек попытался представить себя сыном народа, не знавшего философии. «Что бы я делал? Как не сошел бы с ума? А может, я бы и не узнал, что чего-то лишён? Слепец с рождения не тоскует по красоте заката».
Он поднялся и вышел из ветхого склада финикийца. Снаружи стоял кариец Хиссалдом, раб Химилкона, и жевал кусок черного хлеба.
— Радуйся, о наилучший, — сказал он по-гречески.
— Радуйся и ты, — ответил Соклей и перешел на арамейский: — Ты понимаешь этот язык, Хиссалдом?
— Немного, — также на арамейском ответил раб. — Химилкон иногда его использует. Греческий проще.
Вероятно, это означало, что греческий ближе к его родному карийскому. Хотя, Соклей не был уверен. Родос недалеко от побережья Карии, и родосцы веками вели дела с карийцами, но в местный греческий диалект проникла лишь горстка карийских слов. Мало кто из родосцев говорил на языке ближайшего варварского соседа, и он сам не из их числа. Но всё больше карийцев говорили по-гречески наравне со своим языком или совсем переходили на него.
«Теперь, когда Александр завоевал Персию, всему миру придется выучить греческий», — подумал Соклей. Заменит ли через несколько поколений его язык не только местные языки вроде карийского и ликийского, но и персидский и арамейский? Почему бы и нет?
«Афродита» лежала на пляже в плетре от склада Химилкона. Доски торговой галеры за зиму хорошо просохли, и пока они снова не напитаются водой, скорость акатоса будет выше обычной.
Чайка спикировала на «Афродиту» и полетела прочь с трепыхающейся мышью в клюве. Ещё одним мелким вредителем меньше на корабле, подумал Соклей, идя к галере. Он был аккуратистом и не хотел связываться с грызунами в море. Пару лет назад он отплыл с павлинами на борту, и птицы отлично уничтожали тараканов, скорпионов, сколопендр и мышей. Правда, ещё и доказали, что большие вредители на корабле намного хуже мелких…
Соклей с любовью погладил бок галеры. Тонкие свинцовые пластины, прибитые к дубовым доскам ниже ватерлинии, помогали защитить корабль от древоточцев, а днище не обрастало ракушками и водорослями. Родосские корабелы закончили проверку ремонта, выполненного на Косе прошлым летом, когда в дождевом шквале на них навалилось крутобокое судно. В то время мастера на Косе вовсю ремонтировали военные корабли Птолемея, так что дело своё знать должны были хорошо. Но даже так, Соклей порадовался, что родосские мастера одобрили их работу. По его личному мнению, в родном полисе жили самые лучшие и упорные моряки среди всех эллинов-современников.
Один из портовых бездельников, работавший помаленьку то там, то тут, если требовалась пара оболов на вино или хлеб, подошел к Соклею и спросил:
— Здравствуй, ты отплываешь на этой галере, не так ли?
— Бывает такое время от времени, — сухо ответил Соклей. — А что?
— Да так, ничего. Просто интересно, что на ней перевозят. Вот и всё.
— Да всё, что угодно. На ней возили всё подряд: от павлинов, львиных шкур и черепа грифона, — сердце Соклея болезненно сжалась при мысли о черепе, украденном пиратами прошлым летом, когда он плыл в Афины, чтобы показать его там, — до таких обыденных вещей как мешки с зерном.