— Что же тогда? — не унимался Соклей.
— Какие мы сегодня любопытные, — пробормотал Менедем, и его двоюродный брат покраснел. Разговор снова вернулся к грузу, который повезет «Афродита». Соклей приложил к этому важному вопросу большую часть своего недюжинного ума. Большую, но не всю — Менедем видел, что брат ждёт возможности вновь начать расспросы.
«Нет, дорогой, я тебе её не предоставлю, — подумал Менедем. — Кстати, о разъяренных мужьях. Что будет, если я обману собственного отца со своей мачехой? Я не желаю знать и не буду пытаться. Но, боги, боюсь, она сама хочет оказаться в постели со мной».
Что сделает Филодем? Нет уж, Менедем не станет выяснять. Отец беспрерывно высмеивал его любовные интрижки. Если старик сам станет жертвой одной из них, словами дело точно не ограничится. Очень вероятно, что все закончится кровью.
«И значит, я не стану спать с Бавкидой, как бы я или, возможно, она этого не хотели. И, дорогой братец, как бы ни был ты любопытен, кое-какие секреты должны оставаться секретами, вот и всё».
— Мы можем раздобыть ещё папируса до того, как отплывем? — спросил Соклей.
— Папируса? — удивленно переспросил Менедем. — Конечно, он частенько бывает на заходящих сюда египетских кораблях с зерном. Но зачем он нам? Финикия намного ближе к Египту, чем мы.
Его брат не сказал «ну ты и тугодум» или нечто подобное, но взгляд, который он метнул на Менедема, был хуже крика «Идиот!» на всю гавань. Не так уж часто Соклей оказывался прав (хотя бывал нередко). Его мысли зачастую оказывались к месту, но когда на тебя смотрят с жалостью, что ты не можешь понять настолько очевидное… Я ещё не свернул ему шею, подумал Менедем, не знаю, почему, но не свернул.
— Птолемей и Антигон снова воюют, — объяснил Соклей. — Египетские корабли не станут заходить в финикийские порты, пока их удерживает Антигон. Если мы привезем папирус — возьмём за него хорошую цену.
И опять он прав, Менедем не мог этого отрицать.
— Ладно, — сказал он, — значит, возьмём папирус. Можно прихватить чернил — в прошлый раз мы неплохо на них заработали.
— Я подумаю, — ответил Соклей. — Не могу точно сказать, какие будут цены. В отличие от папируса, финикийцы умеют делать чернила. В таких делах они доки.
— Они копируют все, что делают соседи, — неодобрительно высказался Менедем. — А сами ничего не придумывают.
— Химилкону это бы не понравилось, — заметил Соклей.
— И что? Хочешь сказать, я ошибаюсь?
Соклей мотнул головой:
— Нет. Судя по моим наблюдениям, ты прав. Но это не значит, что Химилкон с этим согласится.
Менедем рассмеялся:
— Сразу видно, что ты учился у философов. Никто другой не умеет так намудрить.
— Благодарю тебя, мой дорогой братец, — ответил Соклей, и Менедем снова засмеялся.
— Когда ты планируешь отплыть? — продолжил его двоюродный брат.
— Если бы это зависело от меня, и весь груз был уже на корабле, мы могли бы отчалить завтра, — ответил Менедем. — Но не думаю, что отец позволит вывести «Афродиту» в море так рано, — он фыркнул, — я слышал, сам-то он выходил в самом начале мореходного сезона, когда был капитаном. Но мне не разрешает.
— Наверное, наш дед сетовал, что он безрассудный паршивец, — сказал Соклей.
— Скорее всего, — ухмыльнулся Менедем. Ему понравилось представлять отца мальчишкой, выполняющим приказы, вместо того, чтобы высокомерно отдавать их.
— Полагаю, так повелось испокон веков, — заметил Соклей. — В свое время и мы станем седобородыми тиранами.
— Не будет у меня никакой седой бороды, — заявил Менедем, потирая бритый подбородок.
— И ты ещё обвиняешь меня в излишней придирчивости, — сказал Соклей, и Менедем застонал. — Интересно, как вообще узнают о таком, — продолжил Соклей более серьезно.
— О чем? Что все старики одинаковые? Да посмотри хоть на Нестора в «Илиаде», — Менедем помедлил и начал декламировать: