Перейдя дорогу, я прохожу через высокие железные ворота полицейского участка Темзы. Несколько полицейских машин проезжают мимо меня, прежде чем выехать на улицу. Я поднимаю глаза на пятиэтажное здание с серыми бетонными стенами и грязными окнами. Сделав глубокий вдох, я схожу с обочины, но меня отшвыривает назад, прежде чем моя нога успела опуститься на асфальт. Я оборачиваюсь и встречаюсь лицом к лицу с Нейтом, чьи черты искажены гневом.
- Какого хуя ты делаешь? - шипит он.
Его пальцы обернулись вокруг моего запястья с такой силой, что потом останутся синяки. Я настолько оцепенела, что не могу бороться с ним, пока он тащит меня по дороге.
- Отпусти меня.
Он толкает меня в переулок между баром и рестораном, пригвоздив к стене. Горячее дыхание ударяет мне в лицо, а его рука прижимается к моей груди, удерживая на месте.
- Блять, - он стремительно отталкивается и начинает ходить взад-вперед передо мной. - О чем ты, черт возьми, думаешь, Лайла?
- Я убила ее, - шепчу я.
Он смеется, и его смех звучит таким холодным и жестоким.
- Она сама себя убила, ты, тупая сука.
- Нет, - я качаю головой.
- Она приняла больше, чем одну таблетку, Лайла. Так бывает. Ты просто все принимаешь на свой счет.
- Она мертва, Нейт! - Как он может быть таким легкомысленным?
- Жизнь продолжается.
- Я должна сдаться. – Он, должно быть, может смириться с этим, но я не могу. Вина, как болезнь, уничтожает меня изо дня в день. И беспокойство. Постоянно оглядываться, гадая, когда полиция постучит в дверь... это убивает меня. Я запуталась.
Он кидается ко мне, его рука скользит по моему горлу и сжимается достаточно сильно, чтобы дать мне достаточно ясное предупреждение. - Ты не понимаешь. Делая это, ты рискуешь всеми нами.
- Я заявлю только о себе. О тебе не скажу ни слова.
Его губы кривятся в безумной улыбке.
- Пока они не надавят на тебя, допрашивая, кто дал тебе «колеса», или на кого ты работаешь. Им не нужна студентка с синдромом чертовой «Матери Терезы». Им нужны дилеры.
- Я не сдам тебя, - решительно заявляю я. Хотя должна, потому что это неправильно. Все это неправильно.
Его глаза впиваются в меня, челюсть напрягается. Прямо сейчас он выглядит таким холодным, таким безжалостным.
- Я почти верю тебе, - его взгляд опускается к моим губам, и хотя его хватка не ослабла, он проводит большим пальцем по моему горлу. - Но недостаточно, чтобы рисковать, - он отступает от меня, и мы стоим всего в паре шагов друг от друга, как незнакомцы. - Если ты пойдешь в полицию, я не смогу защитить тебя от людей, на которых работаю, Лайла. Им плевать, что ты делаешь, и что обещаешь не рассказывать. Тебе мало не покажется. Они пойдут на все, чтобы защитить свой бизнес. Ты, я... мы все расходный материал.
А затем он просто разворачивается и уходит, оставляя меня одну в грязном переулке. Я готова была сдаться, потерять годы жизни, если это каким-то образом поспособствует исправлению этой ошибки, но я не хочу умирать. Назовем это банальным инстинктом выживания. Все, что у меня осталось, - моя защитная реакция. Я жила словно на автопилоте, переставляя одну ногу за другой, пришла на похороны, а затем сюда. У меня не было плана, ни единого шанса справиться с этим.
И куда меня это привело? Я не могу сдаться, но и жить так тоже не могу. Выйдя из переулка, замечаю вывеску бара. Не задумываясь, захожу внутрь и заказываю водку. Мне просто нужно забыться.
Глава 3
Джудас
- Прости меня, Отец, ибо я согрешил, - глубокий резкий голос прогрохотал по другую сторону ширмы. - Мои грехи... тяжки, - одно слово, не имеющее никакого значения для постороннего, который можно невольно подслушать, одно конкретное слово, которое говорит мне, что этот мужчина здесь ради дела, а не душевного исцеления.
- Я вижу. Как думаешь, сколько раз нужно прочесть Богородицу, чтобы освободить тебя?
- Думаю, трех раз достаточно.
- Третья скамья от конца и налево. В обычное время, - шепчу я, прежде чем сказать громче для тех, кто может слышать. - Господь наш, отец милосердный, примирил этот мир, послав нам сына своего на смерть и воскрешение. И Дух Святой, ниспославший в нас, дабы простить нам все наши земные пригрешения. Господь дарует тебе прощение и мир и избавляет тебя от грехов во имя Отца, Сына... и Святого Духа.
- Аминь, - отвечает он, прежде чем покинуть исповедальню.
Отодвигая занавеску, я наблюдаю, как он идет в заднюю часть церкви и садится на скамью - третью с конца по левую сторону. Я опускаю занавеску и выпрямляюсь, когда новый грешник занимает свое место, чтобы исповедаться.
- Прости меня, Отец, ибо я согрешил. Прошло двенадцать дней с моей последней исповеди, - произносит мужчина.
- Я выслушаю твою исповедь.
Пауза, и я улыбаюсь. Мелкие грехи легко выплеснуть, в стремлении получить умиротворение в душе и стать на шаг ближе к изумрудным воротам. Но эта пауза? Признак истинного грешника.
- Я был неверен своей жене, - шепчет он. А, вот и оно, порывистое чувство вины жалкой грешной души.
- Ты раскаиваешься?
- Да, да. Я... действительно сожалею. – Нет, это не так. Он будет идти на это снова и снова, потому что некоторые из нас не могут помочь себе. Мы порочны и тянемся ко тьме. Люди, полные злобы. Но, как принято говорить, Бог любит грешников. Он просто не любит Грех.
Я повторяю слова, которые произносил тысячу раз, давая ложное прощение.
Когда тьма опускается на церковь, я двигаюсь по проходу, раскладывая Библии на потертые деревянные выступы, расположенные позади скамеек. Дойдя до третьей с конца скамьи, я подбираю первую подушку для молебна и расстегиваю ее, вынимая пачку денег.
Достаю телефон из кармана и нажимаю на первый номер в быстром наборе.
- Да?
- Принеси три килограмма. Третья с конца. С левой стороны, - затем я вешаю трубку, поднимаю три молитвенные подушки и сдвигаю их. В ближайший час один из моих ребят положит три килограмма кокаина в каждую из этих подушек, сверток точно соответствует размеру подушки для молебна, скрытый под грубой вязанной тканью. Через час после этого клиент, что сделал заказ и оплатил его утром, придет и заберет свой товар.
Просто. Эффективно. Прибыльно. И все идеально замаскировано религиозными обрядами.
Я проверяю часы, а когда поднимаю глаза, то вижу своего отца, идущего по центральному проходу, он выглядит, как и все гангстеры из фильмов, которые я когда-либо видел. Его темные седые волосы зачесаны назад, костюм-тройка и туфли, начищенные до такой степени, что я могу видеть свое отражение в них. Он встает передо мной, ни говоря ни слова, подносит сигару к губам и делает глубокую затяжку.
- Здесь нельзя курить, старик.