Но он всегда тревожился об этом. По ночам ему снились огонь и кровь. Ему все время казалось, что он вдыхает запах дыма и крови. Во сне он видел людей, вопящих, как животные, из-за того что он не смог достойно выполнить свой долг и унять ярость Господню. Но еще больше его беспокоило то, что люди продолжали грешить. Они по-прежнему сотнями выстраивались в очереди, чтобы вынести свои споры на суд старейшин. Моисей всегда был занят, разбирая то одно, то другое дело. Казалось, людям никак не удавалось жить в мире друг с другом. Если что-то хоть немного ущемляло их, они готовы были ругаться, спорить и сражаться до последнего. Они не осмеливались спорить с Богом, но без конца спорили с Его служителями. Они были такими же, как Адам и Ева: хотели отведать запретный плод, независимо от того, сколько бед это сулило.
Однажды Аарон попытался ободрить сыновей:
— Мы должны быть для народа живым примером праведности.
— Нет никого более праведного, чем ты, отец.
Аарон старался не поддаться на лесть Надава, он знал, как быстро гордость губит людей. Разве не она погубила фараона, а вместе с ним и весь Египет?
— Моисей праведнее меня. Смиреннее, чем он, нет никого.
Авиуд ощетинился.
— Моисей всегда в скинии собрания, а ты где? Служишь людям.
— Мне кажется, наша доля тяжелее, — Надав прилег на подушку. — Когда в последний раз ты видел, чтобы наши двоюродные братья хоть пальцем пошевелили, чтобы нам помочь?
Елеазар поднял голову от свитка.
— Елиезер и Гирсам ухаживают за своей матерью, — тихо произнес он, нахмурившись.
Надав фыркнул, наливая себе еще вина.
— Это женская работа.
Мариам встала над ними.
— А вам не кажется, что вы уже достаточно выпили?
Надав бросил взгляд в ее сторону, потом протянул свой кубок. Авиуд снова наполнил его и повесил бурдюк с вином на крючок.
Аарону не нравилось нависшее в шатре напряжение.
— Каждый из нас призван на свое место. Моисей — тот, кто слышит голос Бога и передает нам Его повеления. Мы их выполняем. Господь оказал нам большую честь — служить…
— Да, да, — кивнул Надав, — мы все это знаем, отец. Но ведь скучно каждый день делать одно и то же, зная, что будешь заниматься этим до скончания века.
Аарон почувствовал, как внутри взметнулась горячая волна гнева.
— Не забывайте, кому вы служите, — он перевел взгляд с Надава на Авиуда, а потом посмотрел на младших сыновей. Те сидели в молчании, опустив головы. Неужели и они разделяли мысли своих старших братьев? Аарон почувствовал, что их нужно немедленно предупредить: — Вы будете в точности выполнять повеления Господа. Понятно?
Взгляд Надава изменился.
— Мы понимаем тебя, отец, — его пальцы крепче сжали кубок с вином. — Мы будем прославлять Господа каждым нашим действием. Как и ты всегда поступаешь, — он допил вино и поднялся. Авиуд тоже встал и вышел из шатра вслед за братом.
— Аарон, не позволяй им говорить с тобой таким тоном.
Он раздраженно взглянул на Мариам.
— И что ты предлагаешь?
— Надери им уши! Задай трепку! Сделай что-нибудь! Они оба считают себя праведнее тебя!
Он мог назвать десяток мужей, которые были праведнее, чем он, начиная с его брата и его помощника, Иисуса Навина.
— Они поразмышляют об этом и одумаются.
— А если нет?
— Прекрати, женщина! У меня и без твоего постоянного ворчания забот хватает!
— Ворчание? Как будто не я всегда хотела для тебя самого лучшего! — Мариам отдернула занавеску женской половины шатра, потом закрыла ее за собой.
Тишина была неспокойной. Аарон поднялся.
— Нам надо кое-что сделать, — он был рад, что нужно возвращаться в скинию. В его собственном шатре не было мира.
Елеазар выпрямился.
— Мы идем, отец, — он протянул руку, чтобы помочь Ифамару.
Аарон пропустил вперед обоих сыновей.
— Отлично, — сказал он и запахнул за собой полог шатра.
Елеазар шел рядом с Аароном.
— Тебе надо что-то сделать с братьями, отец.
— Почему ты говоришь против своих братьев?
— Я говорю ради их блага.
Аарон делал свою работу, а Елеазар и Ифамар помогали ему. Аарон с беспокойством размышлял о словах Елеазара. Где же Надав и Авиуд? Он не понимал своих старших сыновей. Ему самому больше всего хотелось быть во дворе Божьем. Конечно, находиться в присутствии Господа — это призвание Моисея, но Аарон радовался возможности быть так близко к Богу. Почему его старшие сыновья не чувствуют того же?