— Легкие шалят, курево совсем меня добило.
— Пластыри не пробовал?
Он пожал плечами в ответ на такую глупость:
— Придумали бы пластырь от бухла.
Я подумал, что «Антабьюз» примерно для того и существует, но сказал:
— Тоже мысль.
Он остановился, наморщился, сказал:
— Блин, вот если б был пластырь, скажем, от виски, тогда просто прифигачил — и считай что выпил, и бутылку покупать не надо.
Я улыбнулся, а он сказал:
— На этом можно неплохо заработать.
Мне показалось, когда компании уже нацелились на подростков, предлагая воду с привкусом алкоголя и всяческие разновидности «привлекательной» выпивки, стране уже хватает методов нажраться, но вслух ничего не сказал. В Ирландии молчание считается согласием. Он спросил:
— Слыхал про отца Джойса?
— Да.
— Голову отрезали, бедолаге.
Тут прибавить было нечего, и я ответил дежурное:
— Земля ему пухом.
Мик не удержался:
— Или… стекловатой.
Потом, словно чтобы загладить, добавил:
— Прости меня Господи.
Мы дошли до «Книжного магазина Кенни» с ирландской литературой в витрине. Я не читал много месяцев — может, сейчас смогу.
— А мужик, который задушил старую монашку, помнишь, два года назад? — спросил Мик.
Такое забудешь. Я кивнул, и он продолжил:
— Дали пожизненное. Я видел его вчера по телику — ни капли не раскаивался.
Ирландия изменилась до неузнаваемости. В моей молодости духовенство считалось неприкасаемым. А теперь словно открылся сезон охоты. Я спросил:
— А тот синоптик с TV3… он еще на месте?
Синоптик, добившийся невозможного: у него ирландская погода выглядела вполне прилично.
Мик был в восторге. Я попал в цель; спросил:
— Нравится? Скажи, охренеть одаренный.
Главная ирландская похвала, редкая. Синоптик говорил с фарсовой американской подачей, очеловечивал прогноз. Да, лить будет, но не так уж плохо, не то что в Англии. Да и чем вам погода не угодила? Дождь так и так пойдет, это же Ирландия, он наш по праву рождения, от него трава зеленее, а нам всегда есть на что пожаловаться.
Я спросил, при деньгах ли он, и он заверил, что да, но потом серьезно добавил:
— Это не мое дело, но могила твоей несчастной матушки в шокирующем состоянии.
Мне туда не хотелось, я сказал просто:
— М-м.
Он подбирал слова как можно аккуратнее, но есть темы, которые не обойдешь, как ни старайся. Он продолжил:
— Я знаю, тебе… было… плохо… Но, знаешь, люди-то говорят.
Будто мне не насрать.
— Ценю твою заботу, — ответил я.
Соврал.
Он еще не закончил:
— У меня кузен Томас занимается могилами, золотые руки. Я бы мог поговорить.
Я согласился, потянулся за кошельком. Он отмахнулся, сказал:
— В другой раз сочтемся. Ты всегда был другом нашему брату.
Возможно, моя лучшая эпитафия.
5
Причина вещей. Нужно иметь понимание более тонкое и судить обо всем сообразно ему, но говорить надо так, как говорит народ.
Через неделю я пошел на собеседование, на работу охранником. Сам знал, как это нелепо звучит: берусь присматривать за зданиями, когда за собой присмотреть не могу. Как любила говаривать моя мать, когда я стал полицейским:
— Он! Полицейский! Да он за мышью на перекрестке не уследит.
Должен признать, этот образ всегда вызывал у меня улыбку, — совсем не то, что она планировала. В Ирландии главный грех, пожалуй, — мыслить не по чину. Как говорится, «берега попутать». Она следила, чтобы я в него не впадал.
Охранное агентство находилось позади церкви святого Августина, рядом с единственным голуэйским секс-шопом. Так и подмывает сказать — держи пороки поближе. Да, был у нас и первый секс-универмаг. Они пришли вслед за большими мальчиками — «Макдональдсом», «Ривер-Айлендом», «Гэпом». Не знаю, о чем это говорит, кроме как о прибыльности, но все они любители легкой наживы.
Пекло так, что раскалывались камни. Европу накрыла аномальная жара, Англия изнемогала от температуры под сорок, Тони Блэр тоже чувствовал запах жареного, по-прежнему обещая «найти оружие массового уничтожения». У нас, в Ирландии, было свое оружие массового уничтожения.
Алкоголизм.
Я пришел в белой рубашке с короткими рукавами, темно-синем галстуке со слабым узлом — беззаботный штришок, — черных отутюженных штанах, приличных черных слипонах. Всё — из магазина «Винсент де Пол», обошлось в девять евро. Женщина за кассой подняла рубашку на просвет, оценивающе взглянула на меня, сказала: