— Я не сказала, что рада, — ответила она. — Я сказала, что ты это заслужил. Но видит Бог, ты это не заработал.
Как я сказал… понемногу.
Ридж снимала дом в Пальмира-парке, по дороге в Солтхилл. Я не знал, сколько смогу наблюдать за домом незамеченным. Если сидеть в машине, рано или поздно кто-нибудь да вызовет полицию. Торчать прямо на улице — не вариант. Напротив был дом с табличкой «гостиница». Решил рискнуть, позвонил в дверь. Открыла старушка лет шестидесяти, приветливая и скромная. Я-то оделся на выход — блейзер, белая рубашка, галстук, — сказал ей, что пробуду в городе неделю, есть места?
— Вас послал Господь, — ответила она.
Явное преувеличение, но все же в мою пользу. Я спросил:
— Много клиентов?
Она воздела очи горе, ответила ирландским выражением:
— Когда кончаются скачки, мы на Квир-стрит.[24]
Ирландцы произносят «квир» как «квэйр», и это никак не связано с геями — чисто ради звучания, чтобы придать округлость и полноту. Нам нравятся слова на вкус — покатать их во рту, дать им расцвести в полную силу.
Я поступил по-умному: достал кошелек, сунул ей деньги в руки, сказал:
— Подыщете комнату с видом на улицу?
Она уставилась на деньги, сказала:
— Берите какую хотите, у нас не было ни единого грешника с воскресенья.
Теперь каверзный момент. Я попробовал:
— Я часто буду сидеть у себя. Пишу путеводитель для совета по туризму, поэтому много бумажной работы. Иногда я буду в разъездах, тогда мое место займет ассистент, молодой человек, очень презентабельный.
Это ее не смутило, спросила насчет питания. Я ответил, что чайник закроет все потребности. Звали ее миссис Тайрелл, вдова, а ее дочь Мэри помогала с гостиницей и училась в колледже. Потом миссис Тайрелл закатила глаза, пояснила, что Мэри учится по специальности «искусство», воскликнула:
— Искусство… Я хотела, чтобы она пошла на естествознание, таких с руками открывают, но она и ухом не повела. Парни да пабы, вот и все, что ее волнует. Жаль, за это диплом не дают.
Я улыбнулся, она спросила:
— Когда вас ожидать?
— Понедельник — нормально?
Ее устраивало, она согласилась. Мы пожали руки, я вышел. Теперь я оказался в сюрреалистическом положении жизни на три дома — что может быть безумней? Выйти из психбольницы и жить в трех местах одновременно — есть в этом какая-то сумасшедшая логика, верно?
Я прошел до набережной, на ходу меньше чувствуя боль от хромоты. Замешкался, не поверив своим глазам. Двое полицейских на горных велосипедах! Шлемы, леггинсы, полный набор. Остановилась еще старушка, сказала:
— Вы только гляньте на них!
Ей, должно быть, было семьдесят — с перманентной завивкой, которую выдают вместе с пенсией, и широкими голубыми глазами, углубленными возрастом. Чистый голуэйский акцент — такой редко где теперь услышишь. Смесь здравого смысла и озорства, жесткость сглажена скоростью гласных — услышав ее, я затосковал по детству, которого у меня никогда не было. Спросил в местном духе:
— Когда начался этот крэк?
Она проводила их глазами до Граттан-Роуд, где они свернули к Кладдах, сказала:
— Несколько месяцев назад. Об этом писали в газетах — что велосипеды помогут бороться с преступностью
— И что, помогли?
Вопрос был несерьезный — просто ирландское масло, чтобы разговор не затух. Она посмотрела на меня как на дурачка:
— Представляете, чтобы они так гонялись за лихачами? Напьется подросток сидром, гонит на угнанной машине за сто, а они висят на хвосте… на велосипедах?
Та еще картина. Она добавила:
— Да они локтя от задницы не отличают.
Хуже оскорбления не бывает. Она присмотрелась ко мне, спросила:
— Мы не знакомы?
Я протянул руку:
— Джек Тейлор.
Она взяла мою руку обеими своими, спросила:
— У тебя же недавно мать умерла?
— Да.
— Ах, упокой Господь ее душу, она была святой.
Я постарался не выругаться. Ярлык «святой» обычно лепят, когда понятия не имеют о человеке. Она пробормотала что-то еще, я не расслышал. На жуткий миг показалось, будто она начала молитву по четкам, потом:
— Отмучилась.
Я кивнул, не зная, что ответить членораздельного.
— Весь город скатился в ад, — сказала старушка. — Тому бедному священнику вовсе голову отрубили.
Я сказал, что это и в самом деле ужасно, просто невероятно, и приплел клише про пути господни. Это ее как будто встряхнуло. Она повторила за мной:
— Неисповедимы… Ничего неисповедимого тут нет, я знаю, кто это сделал.