Священномученик Фаддей, архиепископ Тверской: житие, поучения, почитание, акафист
Предисловие
Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить
Слово «мученик» означает «свидетель». Русский его перевод имеет в церковном словоупотреблении особый оттенок — «свидетельство об Истине страданиями за веру». Мученичество означает также свидетельство о непреходящей ценности жизни во Христе и со Христом, о радости быть всегда с Ним, о готовности пребывать всецело верным Ему даже до смерти, в исповедании Его имени. Слово «свидетель» понималось в древности в прямом, юридическом смысле. И для нас это тот, кто жизнью и смертью засвидетельствовал, что Бог воистину существует, что Христос есть путь, и истина, и жизнь.
Мученичество как явление есть одно из главных неопровержимых доказательств истинности веры Христовой: сонмы людей разного общественного положения, различных национальностей, отличающихся друг от друга условиями существования и телесной крепостью, не только показывают, что видят Свет Истины, но и готовы пожертвовать всем: имуществом, положением, семьей, самой жизнью, если требуется этой жертвой подтвердить незыблемость веры как всецелого сознания близости и соприсутствия Бога.
Мученик — по раннехристианскому воззрению — это тот, кто соединяется теснейшим союзом с Богом, и тот, кто публично Его проповедует.
Чистый образ мученика отражает силу и свет воскресения. Христиане, нося в своих сердцах Христа, являются обличителями зла, живым доказательством правды вечной, всеобщей, абсолютной иерархии истинных ценностей — и потому ненавидит их мир, во зле лежащий. Но никогда — до скончания века — не прерывается и не прервется свидетельство бессмертия, свидетельство, которое состоит в том, что Бог даровал нам жизнь вечную и сия жизнь — в Сыне Его.
Христианский мученик — не герой, а свидетель: принятием страданий и смерти он утверждает торжество победы искупителя. Мученичество есть бесспорное доказательство самого главного — Воскресения из мертвых Христа Спасителя.
Важно заметить, что ранние христиане не делали поспешных заключений о том, что можно жить как угодно, лишь бы вовремя исповедать свою веру и пострадать. Нет, напротив, они отчетливо осознавали, что мученичество есть особый Божий дар, подаваемый за подвиг всей жизни. Святитель Иоанн Златоуст замечает, что не всякий спасающийся удостаивается сподобиться страданий за Христа: это милость Божия, «достаточное воздаяние, честь большая, награда, превышающая труды, — еще прежде Царства Небесного», дверь к райским обителям, вершина венца. Мученик — совершенный образ и подобие Божие.
Эта книга рассказывает о личности священномученика Фаддея, архиепископа Тверского (в миру Иван Васильевич Успенский, 1872–1937), которого Святейший Патриарх Тихон назвал чудом нашего времени.
«Сочетавший в своей подвижнической жизни отмеченное даром чудотворений молитвенно — аскетическое делание с ревностным архипастырским служением священномученик Фаддей принял смерть за Христа с мужеством и вдохновением мучеников Церкви первых веков» — так определена в деяниях Освященного Собора сама суть великого подвига нашего святого архипастыря. Он принадлежит к тем великим пастырям, педагогам, молитвенникам и подвижникам, просветительское делание которых помогло народу России выстоять в тяжком и трагическом лихолетье ХХ века. Святой отошел ко Господу как исповедник Православия и мученик за Христа. Память о нем и поныне хранится не только среди верующих разных епархий, где он совершал свое архиерейское служение, но и среди всех православных христиан, которые узнали о праведной жизни архиепископа Фаддея из воспоминаний его современников и свидетельств о его жизни и подвигах.
Житие священномученика Фаддея, архиепископа Тверского
Священномученик Фаддей — архиепископ Тверской, в миру Иван Васильевич Успенский.
Родился он 12 ноября 1872 года в селе Наруксове Лукояновского уезда Нижегородской губернии в большой семье потомственного священника Василия и матушки Лидии. У него было шесть братьев и две сестры. Дедушка Вани тоже был священником, и домашние почитали его как сугубого молитвенника, человека, имеющего глубокую веру и кроткое, любящее, снисходительное сердце. Из всех внуков дедушка больше всех любил Ваню и называл его архиереем.
Учился в Нижегородском духовном училище, а затем — в Нижегородской духовной семинарии. В 1892 г. поступил в Московскую духовную академию. За время учебы в академии Иван сблизился с ее ректором, архимандритом Антонием (Храповицким), а позже стал его другом. Отец Антоний старался воздействовать на студентов не только строгостью, но и личным примером, являя образец ученого монаха и христианского пастыря. Иван часто беседовал с архимандритом Антонием о духовной жизни и по его совету стал посещать Гефсиманский скит, где жил старец Герман. Молодой человек старался вести внимательную внутреннюю жизнь. В своем студенческом дневнике он записывал все, что было существенным и важным, не позволяя себе в писании о других входить в излишние подробности. В его дневнике подводился итог каждого прожитого дня — как внешних дел, так и внутреннего духовного состояния. Самоограничения и борьба с помыслами были для него иной раз весьма мучительны. Вот что он писал в своем дневнике в те счастливые студенческие годы: «Обеды… но что с ними делать?! Сколько есть силы, бороться — частью терпеть… укорять себя… не забывать, главным образом, о Боге и о том, что жизнь во Христе и любви… Стоял за службой… увы!.. то бросаемый в ужас оттого, что приходят обеденные мысли и я как бы не различаю, что важнее, обедать ли или (трудно, собственно, сказать) быть со Христом, то впадал в суетливые помыслы об экзаменах или о слабостях, то в ужас оттого, что стоял за каноном пасхальным как каменный!.. Пал я и не знаю, как восстать!!! Господи! исцели меня. Ибо нет иной жизни… Нужно бы упомянуть о том, что нередко после обеда находит скорбное настроение, что-де не умею побороть страсти чрева. Но чрево берет свое, невзирая на призрачную скорбь. С одной стороны, что-де не нужно поститься для поста и есть в меру, что-де от неядения возгордишься… не в различении ядения и неядения-де дело; с другой — постоянное неумение соблюсти себя во время еды и забытие в это время о хлебе ином. Так трудно соблюсти себя, и так редко мера находится…»