Чем меньше оставалось до рокового дня, назначенного Али Пашой, тем мрачнее становился Джек, тем чаще он замыкался в себе, не замечая вокруг себя ничего и никого. Джек стал пропадать из дома по ночам и возвращался под утро, и всякий раз от него сильно пахло бренди. Диана еще никогда не видела Джека таким подавленным и мрачным. Он почти не спал и если не уходил куда-нибудь, то молча мерил шагами маленькую гостиную в квартирке, которую они снимали, или часами стоял у окна, глядя пустыми глазами на праздничную толпу, бурлящую на улице.
Диана остро чувствовала его боль. Она находила утешение только в том, что ухаживала за Шейлой. Та постепенно поправлялась. Они все чаще говорили друг с другом, хотя пока их разговоры оставались бессвязными – словно беседа совершенно чужих людей, едва начинающих узнавать один другого. Шейла всячески уходила от разговоров о своем прошлом и об их жизни со Стаффордом. Диана чувствовала, что такие темы почему-то неприятны Шейле, но не могла понять почему. О чем они говорили часто и много, так это о Египте. Диана просто заново открывала для себя эту удивительную страну с ее двухтысячелетней историей, полной взлетов и таких же стремительных падений.
– Эти две тысячи лет, – говорила Диане Шейла, – научили наш народ верить в судьбу, сделали нас фаталистами. Мы были со щитом, но были мы и на щите. Когда-то Египет правил миром, был богатейшим государством на Земле. И что с нами стало теперь? Нас раздробили, нас рассеяли по миру. Нас разграбили. Наше прошлое, наше священное прошлое, стало экспонатом в музеях захватчиков. На нашу землю пришли алчные люди – такие, как Али Паша, – и пока Египет не избавится от них, он будет обречен на прозябание.
Шейла живо интересовалась прошлым Дианы, и та долгими часами рассказывала свой матери о себе: о своей близости с отцом, о детстве, о школе, о том, как непросто складывались ее отношения с Пруденс, которую она тогда считала своей матерью. Но Пруденс оказалась лишь мачехой – холодной и равнодушной. Диана рассказывала о себе, и душа ее при этом смягчалась и успокаивалась, словно все обиды, жившие в ней, уходили прочь.
Что-то менялось в душе Дианы. Она начинала многое видеть по-другому, меняла свои оценки людей и событий. Мир представал перед ней в новом свете. В этом ей помогали слова и мысли Шейлы – всегда мудрые и взвешенные. Сердце Дианы наполнялось чувствами, существование которых она прежде отвергала. Она очень привязалась к Шейле, полюбила ее всей душой, несмотря на то, что по-прежнему знала совсем немного о ее прошлой жизни. Ей доставляло огромное удовольствие говорить с матерью – казалось, Диана наверстывала все то, что было упущено ею в детстве и юности.
Шейла оказалась очень проницательной женщиной. Иногда, когда ей позволяли силы, она сидела в гостиной вместе с Дианой и Джеком, наблюдая за ними, а потом однажды вечером сказана Диане:
– Джек не находит себе места.
– Я знаю, – ответила Диана.
– Он очень любит тебя.
Диана посмотрела в темные проницательные глаза Шейлы, удивляясь тому, как быстро сумела та понять это, и тихо ответила:
– Я тоже это знаю.
Шейла накрыла рукой ладонь Дианы.
– Твой Джек умрет, если потеряет самое дорогое в жизни – свой родной дом, Беч Хэвен, – сказала она. – Умрет душой.
Эти слова потрясли Диану. Сердце ее сжалось от сознания безнадежности, от страха перед ближайшим будущим.
Теперь Диана стала внимательнее следить за Джеком. Она видела его подавленность, читала отчаяние в глубине его голубых глаз. Она знала, что гибель Беч Хэвена – дело решенное, но понимала и то, что в словах Шейлы заключена истина.
Смерть души – что может быть ужаснее для человека!
Диане казалось, что она сама готова умереть вместе с Джеком. Она исступленно искала выход из создавшегося положения. Да, Али Паша – сумасшедший. Сокровища необходимы ему для того, чтобы залить весь мир кровью. Отдать ему наследие Клеопатры? Те самые сокровища, ради которых отдал свою жизнь ее отец? Спасти Беч Хэвен и душу Джека такой ценой?
Диана готова была сама сойти с ума.
В ночь на тридцать первое она не могла уснуть. Мысль о том, что неизбежное вот-вот произойдет, душила ее, словно веревка палача. И наконец под утро Диана окончательно решила, что надо делать.
Было шесть часов утра. Диана поднялась с постели и прошла в гостиную. Джек, как всегда в последнее время, был уже на ногах. Он стоял возле окна и смотрел в пустоту. На щеках его темнела щетина: он не брился, наверное, уже целую неделю. Джек стоял молча, ничего не слыша и не видя вокруг себя.
Диана тихо подошла к нему и сказала:
– Я решила отдать сокровища Али Паше. Все, целиком.
Джек не обернулся, лишь отрицательно покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Это невозможно.
– Мы должны сделать это, – настойчиво повторила Диана. – Нельзя позволить ему разрушить то, что для тебя дороже всего на свете.
– Нельзя давать оружие в руки убийцы. Али Паша – сущий дьявол. А тот, кто поддерживает дьявола, губит свою бессмертную душу.
– Мы скажем ему, где спрятаны сокровища. Он вернет тебе Беч Хэвен. А как нам остановить Али Пашу, будем думать.
Джек продолжал молча смотреть в окно. Диану охватило отчаяние.
– Но, Джек, ведь если ты потеряешь Беч Хэвен, ты не сможешь жить дальше!
– А хоть бы и так, – устало и безразлично произнес Джек.
Диана вновь заговорила, тщательно подбирая слова:
– Той ночью, на яхте, когда я услышала твой разговор с Али Пашой, и поняла, что ты снова предал меня, мне больше всего на свете хотелось отомстить тебе. Тогда я, наверное, только порадовалась бы нынешней ситуации. Постаралась бы одна найти сокровища, а тебя послала бы ко всем чертям вместе с твоим Беч Хэвеном. Но сейчас все изменилось, Джек. Не могу объяснить, почему, но думаю, что благодаря Шейле. Теперь я понимаю, почему ты сделал то, что ты сделал. Понимаю твое отчаяние. Наверное, это случилось потому, что у меня самой появилось теперь то, что для меня важнее всего на свете, – родная мать. Если я потеряю ее, я умру. Так же, как умрешь ты, потеряв Беч Хэвен. Но я не дам тебе умереть, Джек, – ты спас от смерти Шейлу. Можешь говорить, что тебе угодно. Можешь сказать, например, что спас ее ради того, чтобы найти сокровища. Но я видела твои глаза в ту ночь. Они сказали, что ты сделал это ради меня. И тогда я поняла, что ты по-прежнему любишь меня.
Диана замолчала, и в комнате повисла тишина. Диана отошла от окна, села на стул и вновь заговорила:
– Я тоже всегда любила тебя. Даже тогда, когда мне казалось, что я тебя ненавижу. Ты спас Шейлу для того, чтобы не дать мне умереть. И я не дам тебе умереть из-за гибели Беч Хэвена.
Джек ничего не сказал. Он все смотрел невидящими глазами на улицу, прислонившись головой к оконной раме.
Глаза его были пусты и неподвижны.
Диана коснулась его руки и сказала, чуть не плача:
– Как ты не поймешь, Джек! Мне все равно, что будет делать Али Паша с сокровищами Клеопатры. Мне безразлично, назовут именем моего отца новый зал в Британском музее или нет. Ты мне небезразличен, только ты, слышишь? У меня сердце разрывается, когда я вижу, что с тобой происходит. Я не позволю тебе навсегда потерять Беч Хэвен, а с ним и себя, я слишком сильно люблю тебя.
Джек медленно отвернулся от окна.
– Я люблю тебя, Джек, – тихо повторила Диана.
Слезы хлынули у нее из глаз, и она вытирала их тыльной стороной ладони.
– Это правда? – спросил Джек.
– Святая правда.
После этих слов в комнате, казалось, стало светлее.
– Так сильно любишь, что готова ради этого отказаться от всего? – спросил Джек.
– Ты дороже для меня, чем тысяча тысяч любых сокровищ. Я готова все их отдать ради тебя.
Джек обнял Диану за плечи и прижал к груди.
– Мы так много принесли боли друг другу, – сказала она сквозь слезы. – Я знаю, что виновата не меньше, чем ты. Я была слепа.