Итак, язык священен как источник и начало жизни, как духовный посредник, как средство общения и соединения человека с Богом. И, несмотря на все исторические и духовные катаклизмы, русский язык сохранил эту свою священную национальную основу. При желании и определённом даре духовного зрения в нём, в корневой основе, в лексике и структуре русского языка, мы сможем обнаружить не только следы своего духовного происхождения, но ключи к нему, ключи от врат нашей духовной родины.
IV. Союз небесного и человеческого.
1. Современные религии и нуминозный опыт.
Утрата, по сути же затёртость нуминозного смысла религиозных символов и образов в совокупности с обмирщением церкви, её превращением в государственный институт, ведёт сначала к духовной, а в итоге, и к физической гибели религии, сопровождающейся обращением нации к инородным культам, символика которых притягательна лишь в силу своей новизны. И хотя глубинная суть всех религий сходна (но не тождественна) за счёт схожего архетипического источника священных откровений или иерофаний, такая охота за духовной экзотикой всё же неправомочна, а в национальных масштабах и вовсе пагубна. "Можем ли мы облечься, - спрашивает Юнг, - как в новое платье, в готовые символы, выросшие на азиатской экзотической почве, пропитанные чужой кровью, воспетые на чуждых языках, вскормленные чужими культами, развивавшиеся по ходу чужой истории? Нищий, нарядившийся в княжеское одеяние, или князь в нищенских лохмотьях? Конечно, и это возможно, хотя может быть в нас самих еще жив наказ - не устраивать маскарад, а шить самим свою одежду". Касаемо русской нации говорить о неразрывности духовной преемственности поколений, о наследственной переимчивости религиозных понятий, как и о верности собственной истории, о сохранности традиций уже, к сожалению, не приходится, потому как поздно - история забыта и извращена, традиции утрачены, духовный и культурный опыт поколений стёрт из сознания людей массивной идеологической пропагандой. Но во много крат хуже то, что десятилетиями варварской интернациональной политики, массовыми переселениями и порабощением наций он стёрт из сознательного, точнее говоря, культурно-опосредованная и освящённая символическим смыслом связь людей с нуминозным содержанием бессознательного, связь, устанавливаемая на протяжении веков усилиями разума и духа целого ряда поколений, эта жизненно-важная для нации связь была разорвана одним-единственным революционным махом и последовавшими за ним годами коммунистического утопизма. Апостасия начинается с отрыва от собственных корней, с утраты связи с поколениями, что приводит к потере способностей слышать и понимать внутренний голос, необходимых для полноценной жизни способностей взаимодействовать с бессознательными областями собственной души, поскольку способы этого взаимодействия вырабатываются веками и представляют собой поистине национальное достояние. "Внутренний голос", пишет Юнг, "доносит до сознания то, чем страдает целое, т.е. народ (к которому принадлежит каждый)". Глухота к этому голосу, неумение осмыслить его и претворить в жизнь приводит к национальному неврозу, который Юнг называет "дорого оплаченной попыткой уклониться от внутреннего голоса, т.е. от предназначения". Юнг описывает этот катастрофический процесс так: "Когда улетучивается принадлежащее нам по праву родства наследство, тогда мы можем сказать вместе с Гераклитом, что наш дух спускается со своих огненных высот. Обретая тяжесть, дух превращается в воду, а интеллект с его люциферовской гордыней овладевает престолом духа. Patris potestas над душой может себе позволить дух, но никак не земнорожденный интеллект, являющийся мечом или молотом в руках человека, но не творцом его духовного мира, отцом души". "Принадлежащее ей по праву родства наследство", несметные сокровища, добытые духом поколений из тёмных глубин бессознательного, весь этот священный клад русская нация утратила или, лучше сказать, позволила лишить себя его сокровищ, допустила их варварское разграбление. Единственный способ вновь обрести его - это восстановление разорванной связи с "всеохватывающей системой мироупорядовающих мыслей", образов и идей, построенной благодаря многовековым усилиям духа и разума нации, а для этого перво-наперво необходимо признаться самим себе в этой ничем невосполнимой потере. Искать ей чужеродную замену - значит, в сущности, красть чужое, нам не принадлежащее и, главное, бесполезное для нас наследство. "Мне кажется, что лучше уж признаться в собственной духовной нищете и утрате символов, чем претендовать на владение богатствами, законными наследниками которых мы ни в коем случае не являемся. Нам по праву принадлежит наследство христианской символики, только мы его где-то растратили. Мы дали пасть построенному нашими отцами дому, а теперь пытаемся влезть в восточные дворцы, о которых наши предки не имели ни малейшего понятия. Тот, кто лишился исторических символов и не способен удовлетвориться "эрзацем", оказывается сегодня в тяжелом положении. Перед ним зияет ничто, от которого он в страхе отворачивается. Хуже того, вакуум заполняется абсурдными политическими и социальными идеями, отличительным признаком которых является духовная опустошенность". Так уже век назад Юнг дал превосходное описание того катастрофического процесса, который мы сегодня наблюдаем на примере русской нации.
Ужасающее духовное обнищание, душевное опустошение, оскудение культуры и обмирщение религии во всякой нации - всё это последствия жалких и искусственных попыток устроить социальную жизнь, гражданское или правовое общество, без учёта духовного мира и того архаико-мифологического фундамента, который непременно лежит в основании всякой естественной общности людей, лежит потому, что положен изначально, свыше. Такие попытки в библейской традиции уподоблены постройке дома на песке: "и пошёл дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое".
И для Пифагора апофеоз человека заключался не в виде погружения в состояние бессознательности, а в виде творческой деятельности в божественном сознании, а божественное сознание, как мы помним, относится к нуминозной силе, давшей начало народу.
2. Народы и их Боги.
Таким образом, всякая нация, являясь идеей, мыслью Бога, есть объективная целостность, со своим организмом, душой, памятью и духом, со своей плотью и кровью. Как всякая целостная сущность, нация является соединением материи и формы, где последняя - это божественный замысел, мысль, которая, разворачиваясь во времени, представляет собой судьбу нации, её историческую роль, но историческую не в мирском понимании, а во вселенском, космическом масштабе, мифическую роль, земное свершение некогда, у истоков времён, заключённого между Богом и определённым народом священного союза. Вся мифология, фольклор, традиции и обряды, весь коллективный мистический опыт нации, выраженный в её преданиях, верованиях, сказках - свидетельства этого союза, его закрепление и утверждение во времени. Каноны мышления и моральные устои, формы эмоциональных реакций и стереотипы поведения, господствующие в каждой нации, - следствия заключённого с Богом союза и установленных этим союзом законов. Не вступая в область теологической казуистики, даже вовсе не затрагивая вопросы божественной сущности, а оставляя эту прерогативу на долю богословия, сами же оставаясь в строгих рамках эмпирики и рассудка, даже и тогда мы не сможем отрицать связь человека с Богом. Даже самые закоснелые материалисты должны признать существование этой связи, по крайней мере, в качестве психического феномена. В этом смысле, как явление психики, феномен душевной жизни, эта связь неоспорима. И уже только в этом качестве она имеет мощнейшую, поистине нуминозную силу, определяя и формируя культуру и историю человечества, мышление, поведение и представления каждого отдельного человека, вне зависимости от того, религиозен он или нет. Мощь и влияние её тем сильнее, что она находится в бессознательной глубине, в самой природе человеческого. Её нуминозная сила прежде всего заключается в повелительном, побудительном, зачаровывающем влиянии; она заставляет прислушиваться к себе и следовать её голосу, голосу глубин психики и вершин духа, голосу предков, совести и сердца. Поэтому совершенно безотносительно метафизических вопросов существования Бога, на научном, эмпирическом уровне божественный мир, его законы, образы и сюжеты не просто реальны, они определяют судьбу человеческой души, связанной с этим миром нерасторжимыми узами, хочет она этого или нет, осознаёт ли эту связь и это влияние, или о нём не ведает.