– Как интересно! – воскликнул я. – А мы сушим шкуры на солнце…
По узкому каналу мы доплыли до убогой пристани и сошли на берег. Оттуда Хасан повел нас не в деревню, которая теперь оказалась слева, а к красивому, хоть и ветхому дому, стоявшему ярдах в ста от берега. Глядя на тот дом, почему-то казалось, что его строили не работорговцы. Веранда и сад указывали на хороший вкус и цивилизованность строителей. Судя по всему, здесь жили культурные люди. Дальше я увидел заброшенную апельсиновую рощу в окружении старых пальм, а невдалеке – развалины церкви. То, что это церковь, не вызывало сомнений, так как тут же стояла небольшая часовня, увенчанная каменным крестом. Под крышей висел колокол, некогда призывавший к молитве.
– Передай английскому лорду, – сказал Хасан Сэму, – что это постройки христианской миссии, покинутые более двадцати лет назад. Ко времени моего приезда тут уже никого не было.
– Вот как! – воскликнул я. – Кто же здесь жил?
– Я не знаю, – ответил Хасан. – Эти люди ушли задолго до моего появления.
В течение следующего часа мы занимались багажом, который был выгружен в саду. Для охотников я велел поставить две палатки перед окнами комнат, предназначенных для нас. Эти комнаты были замечательны в своем роде. Моя, должно быть, раньше служила гостиной, судя по разбитой мебели, по-видимому, американского производства. Комната, занятая Стивеном, некогда была спальней, так как в ней стояла железная кровать. Кроме того, тут на полу валялись книжные полки и несколько разодранных книг. Впрочем, одна из них, «Христианский год» преподобного Джона Кебла, хорошо сохранилась, вероятно, потому, что белым муравьям и подобным им существам не понравился вкус ее сафьянового переплета. На титульном листе было написано: «Дорогой Лизбет в день рождения от мужа». Я осмелился спрятать эту книгу в карман. На стене висел небольшой акварельный портрет очень красивой молодой женщины, светловолосой и голубоглазой. В углу портрета тем же почерком, что и в книге, было написано: «Лизбет в возрасте двадцати лет». Портрет я тоже взял себе, решив, что со временем он пригодится как вещественное доказательство.
– Сдается мне, Квотермейн, что обитатели покинули свое жилище в большой спешке, – сказал Стивен.
– Верно, мой мальчик. Хотя, может, они не покинули его. Не исключено, что они остались здесь…
– Убитыми?
Я кивнул и продолжил:
– По-моему, нашему приятелю Хасану кое-что об этом известно. Давайте осмотрим церковь, пока светло, да и ужин еще не готов.
Через пальмы и апельсиновую рощу мы прошли к возвышению, на котором стоял храм. Построили его из камня, похожего на коралловый. Как стало ясно с первого взгляда, церковь была опустошена пожаром – цвет стен красноречиво говорил об этом. Внутри здание поросло кустарником и вьюном; с остатков каменного алтаря скользнула мерзкая желтая змея. Снаружи полуразрушенная стена окружала погост, но могил не было видно. Зато недалеко от ворот высился неровный холмик.
– Если разрыть эту насыпь, – сказал я, – мы найдем кости тех, кто здесь жил. Стивен, о чем вам это говорит?
– Только о том, что их убили, – ответил Сомерс.
– Вам нужно научиться делать выводы. Это ценнейший навык, тем более в Африке. Если вы правы, то, полагаю, убийство совершено не туземцами, которые никогда не утруждают себя погребением мертвых. Это могли сделать арабы, особенно если среди них затесались полукровки-португальцы, именующие себя христианами. В любом случае произошло это давно. – Я кивнул в сторону росших на насыпи деревьев, которым было не менее двадцати лет.
Мы вернулись в дом, где нас ждал ужин. Хасан приглашал нас за свой стол, но я, по понятной причине, предпочел, чтобы еду готовил Сэм, и предложил бею отужинать с нами. Тот рассыпался в любезностях, хотя в глазах его горели ненависть и подозрение. Мы принялись за жаркое из козленка, купленного у Хасана, так как подарков от этого человека я не желал. Пили мы джин, разбавленный водой, которую я, опасаясь отравления, велел Хансу набрать из источника, протекавшего недалеко от дома.
Поначалу Хасан, как подобает доброму магометанину, отказывался от спиртного, потом дал слабину, и я налил ему хорошую порцию. Как говорится, аппетит приходит во время еды. Выражение это вполне применимо и к выпивке, по крайней мере в отношении Хасана. Он, видимо, полагал, что количество выпитого алкоголя не увеличивает тяжести греха. После третьей порции джина бей стал чрезвычайно любезен и болтлив. Я решил использовать удобный момент – послал за Сэмом и передал Хасану, что нам нужно нанять двадцать носильщиков для багажа. Хасан объявил, что носильщиков здесь за сотню миль не сыщешь, а я в ответ подлил ему джина. В конце концов мне удалось сговориться с ним (не помню, за какую сумму), и он обещал найти двадцать человек, которые останутся при нас столько времени, сколько понадобится.