В этот момент его член весь горел, кипел от жара, пульсировал от нужды кончить в ее мерзкий рот.
— Спроси меня, почему, — потребовала она. — Спроси, почему я не пришла.
Он покачал головой.
— Нет… ты сама расскажешь, когда захочешь. Я же спрошу, тратишь ли ты наше время впустую, или же позволишь мне кончить?
Она оторвалась от пола, подошла к окну и оперлась на подоконник своими отвратительными руками.
— Ты можешь кончить. Но только в меня.
Сучка всегда так делала. Всегда только внутри.
И всегда на окне. Очевидно, несмотря на то, что она не могла точно знать о его страховке, на каком-то уровне она чувствовала, что за ними наблюдали. И если они будут трахаться у оконного стекла, его караул будет вынужден смотреть.
— Кончи в меня, будь ты неладен.
Выгнув спину, Принцесса приподняла зад. Сетка обвивала ее ноги и бедра, и ему придется разорвать ее, чтобы добраться до входа. Поэтому она ее носила. Если помада была плоха, то эта сетчатая хрень — еще хуже.
Ривендж зашел за ее спину и запустил указательный и средний пальцы в сетку в районе поясницы. Он рывком содрал узор с ее задницы и гениталий.
Она блестела, припухла, молила его.
Принцесса с улыбкой оглянулась через плечо, обнажая идеальные квадратные белые зубы.
— Я голодна. Я хранила себя для тебя. Как всегда.
Его передернуло, и он не смог скрыть этого. Мысль, что он был ее единственным любовником, была невыносима… уж лучше быть одним из сотен мужчин, тогда происходящее между ними не выглядело бы столь значительным. К тому же, это равенство вызывало тошноту. Она тоже была его единственной любовницей.
Он пронзил Принцессу, толкнув ее вперед так, что она ударилась о стекло головой. Потом он взял ее бедра и медленно вышел. Ее ноги задрожали серией волн, и он ненавидел себя за то, что давал ей желаемое. Поэтому он медленно вошел, остановившись на полпути так, что она приняла его не целиком.
Ее глаза пылали огнем, когда она оглянулась через плечо.
— Еще. Благодарю.
— Почему ты не пришла, моя любимая стерва?
— Почему бы тебе не заткнуться и закончить?
Рив наклонился и пробежал клыками по ее плечу. Сетка была покрыта скорпионьим ядом, и он почувствовал, как его губы мгновенно онемели. Эта хренотень будет на его руках и теле после того, как они закончат трахаться, поэтому ему придется как можно скорее принять душ, когда он доберется до убежища. А это будет не так скоро, как нужно. Как всегда, ему будет ужасно плохо. Она чистокровный симпат, поэтому яд не приносит ей вреда, для нее он словно парфюм, аксессуар. Для его же особенно восприимчивой вампирской сущности это была чистая отрава.
Рив медленно вышел и толкнулся вперед на пару дюймов. Он знал, что основательно взялся за нее, когда ее пальцы с тремя костяшками вошли в старую, рассохшуюся древесину подоконника.
Боже, эти ее руки, с тремя суставами на пальцах и отросшими красными ногтями… они словно вышли из фильма ужасов, подобные хватают край гроба прежде, чем зомби вылезает наружу и убивает положительного героя.
— Скажи… мне… почему… сучка… — Он подчеркивал каждое слово своим ритмом. — Или никакой разрядки. Ни для кого из нас.
Боже, он ненавидел и любил это, они оба пытались занять позицию власти, оба приходили в бешенство от уступок, на которые должны были идти. Ее живьем снедало то, что она видела, как он мастурбировал, а он презирал то, что делал с ее телом, и она не желала говорить, почему опоздала на две ночи, но знала, что придется, если захочет кончить…
И так далее по кругу этой карусели.
— Скажи мне, — прорычал он.
— Твой дядя становится сильнее.
— Да ладно. — Он вознаградил ее быстрым, злобным толчком, и она задохнулась. — И почему?
— Две ночи назад… — дыхание вылетело из ее рта, когда позвоночник изогнулся, чтобы принять его наиболее глубоко. — Он был коронован.
Рив сбился с ритма. Дерьмо. Смена власти — это плохо. Симпаты могли быть привязаны к колонии, изолированы от реального мира, но любая политическая нестабильность угрожала тому маленькому драгоценному контролю, который вампиры имели над ними.
— Ты нужен нам, — сказала она, протянув руки за себя и вонзив ногти в его зад. — Сделать то, в чем ты хорош.
Ни за что, вашу мать.
Он убил достаточно родственников.
Она посмотрела через плечо, и скорпион в ее ухе жестко уставился на него, задвигал веретенообразными ножками, пытаясь дотянуться до него.
— Я дала тебе причину. Так что примись за дело.