— В гостиную, — велел он.
Когда все восемь прошли мимо, он отстегнул ремень кобуры и, обхватив ладонью свой триста пятьдесят седьмой Магнум, направил его на последнего вошедшего.
Затем нажал на курок один раз. Дважды. И завершающий третий.
Звук выстрелов был подобен грому, совсем не похож на тот тонкий хлопок, что издает девятимиллимитровый. Пули вошли лессеру в спину, дробя позвоночник и образуя дыру в грудной клетке. Парень повалился на драный ковер, взметнув в воздух облачко пыли.
Вернув оружие в кобуру, Мистер Д подумал о том, когда здесь в последний раз пылесосили. Видимо, давно, отмечая постройку дома и новоселье.
— Боюсь, мне придется напялить шпоры, — сказал он, обходя корчившегося на полу убийцу.
Пока густая черная кровь сочилась на коричневый ковер, Мистер Д поставил ногу на голову лессера и вытащил кусок обоев, на котором Омега выжег портрет его цели.
— Я хочу убедиться, что вы все меня очень внимательно слушали прошлой ночью, — сказал он, подняв рисунок вверх. — Вы найдете этого мужчину. Или я уничтожу вас один за другим и наберу себе новую команду.
Убийцы уставились на него в коллективном молчании, словно у них на всех был только один мозг, который сейчас усиленно пытался прийти к соглашению с новым мировым порядком.
— А теперь перестаньте пялиться на меня и посмотрите сюда. — Он потряс фотографией. — Приведите его ко мне. Живым. Или, клянусь Господом нашим Иисусом Христом, я скормлю вас по кусочкам своре бродячих собак. Мы поняли друг друга?
Один за другим, они кивнули, а парень на полу застонал.
— Хорошо. — Мистер Д прицелился Магнумом лессеру в голову и разнес ее на куски. — А теперь шевелитесь.
* * *Примерно в пятнадцати милях на восток, в раздевалке подземного учебного центра Джон Мэтью осознал, что по уши влюбился. И он не ожидал, что это случится с ним в подобном месте.
— Кроссы от Эда Харди, — сказал Куин, протягивая ему пару кроссовок. — Специально для тебя.
Джон протянул руку и взял их. О да, они были офигенные. Черные. На белой подошве. На каждом изображение черепа цвета радуги.
— Вот это да, — сказал один из стажеров, выходя из раздевалки. — Где ты их взял?
Куин приподнял бровь, глядя на парня.
— Обкончаться можно, да?
Они принадлежали Куину, подумал Джон. Наверное, он просто умирал от желания носить их и приберегал для особого случая.
— Примерь их, Джон.
«Они классные, но реально, я не могу».
Когда последний из стажеров вышел и закрыл дверь, бравада Куина испарилась. Он схватил кроссовки, положил их к ногам Джона, и посмотрел на него.
— Извините, что так вел себя вчера ночью. Ну, вы поняли, в A&F, с этой девушкой… Я редкостный мудак.
«Все нормально».
— Нет, не нормально. Я был в плохом настроении, и выместил его на вас, а это хреново.
С Куином всегда было так. Он переходил все границы, но потом мог заставить любого чувствовать себя самым значимым человеком в мире, раскаявшись во всех прегрешениях и вымаливая прощение за нанесенные обиды.
«Ты полный придурок. Но я действительно не могу принять эти…»
— Ты чего, в сарае вырос? Не будь таким грубияааааном, мальчик мой. Это подарок.
Блэй покачал головой.
— Возьми их, Джон. Ты все равно проиграешь этот спор, а так избавишь нас от его театральности.
— Театральности? — Куин вскочил и принял позу Римского оратора. — Узришь ли ты отличье между задницей и локтем, юный летописец?[35]
Блэй покраснел.
— Прекрати…
Куин бросился к Блэю, обхватил парня за плечи и повис на нем всей массой.
— Держите меня. От оскорблений Ваших мне плохо дышится. Я задыхаюсь.
Блэй заворчал и постарался удержать Куина.
— Ты заигрываешься.
— «Задыхаюсь» звучит лучше.
Блэй старался сдержать улыбку и не показывать, как приятно ему было, но его глаза сверкали как сапфиры, а на щеках играл румянец.
С беззвучным смешком, Джон сел на одну из скамеек, встряхнул пару белых носков, и натянул их на ступни, торчащие из его новоприобретенных, но потасканного вида джинс.
«Ты уверен, Куин? Потому что у меня такое чувство, что они мне окажутся впору, а ты потом можешь передумать».
Куин резко оторвался от Блэя и быстрым движением поправил одежду.
— А сейчас Вы оплевали мою сомнительную добродетель?
Он встал лицом к Джону и принял оборонительную позицию.